Клаудио НАРАНХО - ХАРАКТЕР И НЕВРОЗ

Во время этих лекций, тему которых он обозначил как «протоанализ», Ичазо согласился с просьбой д-ра Фернандеса дать нам практическую демонстрацию своего метода. В течение нескольких минут Ичазо интервьюировал пациентов д-ра Фернандеса, после чего давал настолько точный и подробный отчет, что мы все оказались под глубоким впечатлением, хотя и не могли до конца понять переходы от ичазовских кратких вопросов к клиентам к его тщательно проработанным восприятиям клинической картины. Сейчас мне кажется, что, если бы мой контакт с Ичазо прервался в тот момент, я никогда бы не научился делать то же самое путем заострения характерологической интуиции, выделяющей информацию о характере. Я обнаружил в себе эту способность годом позже главным образом в форме спонтанного сопутствующего продукта во время глубокого трансформирующего опыта, которому я подвергся, когда вновь приехал в Чили для длительного тренинга (retreat) под руководством Ичазо в Арике [11].

Хотя в курсе, проведенном в Арике во второй половине 1970 года, дальнейших разработок теории не последовало, само близкое знание более чем сорока сотоварищей было убедительным вкладом в последующие глубоко преобразующие уединенные тренинги, во время которых я внезапно осознал, что способен видеть личностную структуру других участников наподобие того, как хороший карикатурист мгновенно подмечает сущностные черты в физическом облике того или иного человека. Этой разбуженностью «клинического глаза» я был обязан всему тому, чему оказался способен научиться относительно типов личности и личности вообще и интеллектуальному опыту всевозрастающего сращивания получаемой мной информации по данному вопросу. Могу сказать, что энеаграммы Сармуни [12]действовали в моем мозгу как магнит, сводя вместе частицы психологических знаний и сведений до тех пор, пока, еще будучи разъединенными, они не оказывались в каталитическом факторном поле энеаграмм, заставлявших относительный хаос поступающей информации преобразовываться во вполне определенный паттерн [13].

Когда время моего первого «Арика-странствия» дало свои плоды и пришло другое время интенсивной беспорядочной комбинации психотерапии, обучения и духовного наставничества, которое началось для меня в 1971 году, то было совершенно естественно, что я искал интеграции своих ранних открытий с последовавшим обучением. В контексте того, что можно было бы назвать группой медитации и психотерапии, я имел возможность обнаружить, как центральные идеи протоанализа и в особенности его девятимерная характерология послужили первой отправной точкой спонтанной кристаллизации более ранних представлений и отправной точкой для постепенного разворачивания ассоциаций между моими текущими наблюдениями (в свете протоанализа) и стандартными (типовыми) классическими наблюдениями, поставляемыми психологической литературой [14].

Позже сама работа с группой, ставшей костяком вновь созданного в Калифорнии SAT Institute, дала возможность более продолжительного исследования как в изучении характера, так и в наведении мостов между «Четвертым Путем» и академической психологией. В условиях полной конфиденциальности, в которой эти психологические идеи были представлены Ичазо после начала моего с ним сотрудничества, я также сделал секретность условием для допуска в группу, которую я вел в семидесятые годы. Не ограничиваясь устным соглашением, я ввел подписание каждым участником письменного контракта, одним из пунктов которого было обязательство не разглашать некоторые из идей и духовных практик, получаемых на этапе обучения в SAT. К концу семидесятых, однако, некоторые из тех, кто давал обязательство хранить данное учение в тайне и использовать в своей работе только имплицитным образом, начали предлагать «Курсы энеаграмм» сначала в Беркли, а затем и в других аудиториях.

[…]

С появлением личностных энеаграмм и воркшопов по протоанализу на широкой публике я возобновил свои преподавательские мероприятия, одновременно совершенствуя применение идей, представленных Ичазо, не только в отношении аналитических вопросов, но и касающихся модификации уровней поведения. На протяжении всех последующих лет я получал все большее подтверждение эффективности этого традиционного подхода, а именно, интерпретации, предлагаемые «Четвертым Путем», всякий раз оказывались центральными для людей каждого характерологического типа. В тоже самое время я не хочу игнорировать то, что сам процесс помогающего инсайта является искусством, - проявлением профессионального артистизма, когда интуитивный психотерапевт или проводник (guide) говорит не из книг, а из непосредственного наблюдения за отклонением (заблуждением, умопомрачением = aberration). Этот процесс инсайта - конечно, не тот, что приносит ярлык или даже знание чего-то специфического относительно психики того или иного человека, но тот, который свидетельствует о знании чего-то РЕАЛЬНОГО, что означает знать наилучшим образом в данный момент и в определенном отношении оставаться связанным со всем остальным знанием. Однако, когда мы имеем дело с конкретным индивидом, то обнаруживаем на переднем плане характерные аспекты личности среди универсально работающей структуры. Традиционное утверждение, что распознание доминирующей страсти несет в себе огромную терапевтическую силу, отозвалось в моем опыте, из которого следует, что, в то время как взаимоисключающие интерпретации могут оказаться одинаково верными, ОСОБЕННО важно обратить внимание и учесть интерпретации, ориентированные сообразно восприятию доминирующей страсти и управляющей фиксации.

В то время как Гурджиев работал над проблемой инсайта, а Ичазо занимался диагнозом авторитарности, я в своей работе все больше концентрировался на вопросах помощи процессу самодиагностики, опираясь на поддержку типологии. Работая над текстом девяти глав, составляющих основной корпус этой книги, я имплицитно воспринимал их, среди прочего, как основу для самодиагностики и принимал как само собой разумеющееся, что уже самовосприятие, вытекающее из такого перемежающего распознавания, содержит в себе терапевтический эффект.

Непосредственным толчком к созданию книги послужило предложение моей доброй приятельницы Марты Хуэпе целиком посвятить ее летнее каникулярное время в январе-феврале 1988 года помощи мне в работе над текстом книги. Помимо удивительной духовной атмосферы в ее доме в предместье Сантьяго (Чили), ее живейший интерес к самому предмету и эмпатическое участие сделало ее идеальным слушателем по мере того, как я надиктовывал магнитофонные кассеты, которые она затем перепечатывала на бумагу.