Лев Шильник - Шизо и Цикло.Присмотрись,кто рядом с тобой.Психологический определитель

Классическим циклотимиком был и Николай Васильевич Гоголь. Практически все им написанное (кроме, пожалуй, «Выбранных мест из переписки с друзьями») создано в возрасте 20—33 лет, причем половину этого времени, а именно весну и лето, он проводил, как свидетельствуют его письма, в состоянии тяжелейшей депрессии. Сожжение второго тома «Мертвых душ» как раз и было следствием такой депрессии, принявшей уже откровенно клинические формы.

Среди одаренных творческих людей всегда было традиционно много циклотимиков. Некоторые из них, например Ван Гог и Дизель, балансировали на грани с тяжелой патологией: одержимый и бесноватый Ван Гог не единожды оказывался в психиатрической лечебнице, и оба они покончили с собой. В менее остром варианте циклотимия была свойственна Фрейду, Рузвельту и Черчиллю. Гипоманиакально-депрессивным циклотимиком был, по всей видимости, и Гёте. Мы знаем об отчетливых семилетних циклах спада активности немецкого классика, сопровождавшихся тяжелыми депрессивными состояниями (вплоть до суицидальных мыслей). Дополнительным аргументом в пользу наличия циклотимии у Гёте может служить длительная и крайне тяжелая депрессия, которой страдала его сестра Камила. Эфроимсон пишет, что документально доказана гипоманиакальная природа Линнея и Колриджа, Гоголя и Пушкина, Льва Толстого, Шумана, Сен-Симона, Огюста Конта, Гаршина, Диккенса, Хемингуэя, Лютера.

В среднем в популяции гипоманиакально-депрессивная циклотимия встречается у четырех человек на тысячу, а вот у творчески одаренных людей эта цифра больше по крайней мере в 10 раз – четыре человека из ста.

5Ума палата. Нам остается рассмотреть последний эфроимсоновский стигмат – высоколобость. Осевая линия эволюции – наращивание мозговой мощи. Допотопным гигантам с чудовищной мускулатурой и крошечным мозгом рано или поздно приходилось уступать дорогу своим более сообразительным собратьям. Столбовая дорога из прошлого в будущее пролегла мимо туповатых исполинов; равнодушная природа безжалостно спихнула их на обочину.

Хотя человек по относительному весу мозга и не стоит на первом месте среди млекопитающих (по этому показателю нас опережают, например, дельфины), тем не менее у Homo sapiens самая большая относительно всего мозга кора и самая богатая сеть связей между нейронами. Вдобавок природа нас снабдила уникальным корковым инструментом – лобными долями. Конечно, лобные доли имеются и у приматов, но у человека их архитектоника и удельный объем несопоставимо превосходят обезьяньи аналоги. Лобные доли – это своего рода мозг над мозгом. Они организуют нашу сложную и гибкую оперативную память и обеспечивают глубину и целенаправленность внимания. Они являются органом самосознания, критичности и социального интеллекта, наконец, по единодушному мнению едва ли не всех нейрофизиологов, с ними связаны творческие потенции человека. Одним словом, лобные доли – это средоточие того, что выдающийся русский психиатр Корсаков в свое время назвал «направляющей силой ума».

В случаях так называемой лобной недостаточности (при болезнях, оперативных вмешательствах, травмах, когда разрушаются связи между лобными долями и другими отделами головного мозга) сразу же пропадает то, что принято называть творческой жилкой. Такой человек может прекрасно справляться с прежней привычной работой, сохранять и даже совершенствовать профессиональные навыки, но принципиально новая задача окажется ему не по зубам. Новую специальность он не освоит и никогда ничего не откроет и не изобретет. Всяческая оригинальность и нетривиальность улетучиваются без следа.

Легкую лобную недостаточность можно наблюдать у так называемых «салонных дебилов». Эти люди могут иметь прекрасную память, быть прилично образованными, практичными, расчетливыми и хитрыми. Нередко они без особого труда получают высшее образование и обладают неплохими узкоспециальными способностями, например шахматными или музыкальными. До поры до времени они даже могут производить весьма выгодное впечатление на окружающих, пока вдруг неожиданно не обнаруживается блистательная трафаретность и банальность их мышления во всем, что требует сколько-нибудь нестандартных решений. Одним словом, это недалекие люди, напрочь лишенные всякой оригинальности, без конца повторяющие общеизвестные трюизмы. А иногда весь дефект сводится к недостатку чувства юмора.

По мнению многих антропологов, как раз более совершенная организация лобных долей помогла людям современного типа победить в эволюционной борьбе палеоантропов, больше известных под именем неандертальцев. При изучении эндокранов (отпечатков борозд и извилин на внутренней поверхности черепной крышки) выяснилось, что, несмотря на точно такой же или даже больший, чем у современного человека, головной мозг, лобные доли у неандертальцев были гораздо примитивнее, что не могло не сказаться, в частности, на стабильности их социального поведения. По всей видимости, неандертальские коллективы были более неустойчивы и «атомизированы», чем аналогичные сообщества Homo sapiens.

Как бы там ни было, но вряд ли нужно доказывать, что сам по себе большой лоб еще вовсе не гарантирует высокого интеллекта. Однако выявленная нами тенденция преимущественного развития головного мозга и особенно его лобных отделов позволяет заподозрить статистически значимую корреляцию между высоколобостью и уровнем интеллекта. Изучая портреты выдающихся исторических деятелей, ученых, писателей и музыкантов, нелегко игнорировать очевидное гигантолобие Бетховена, Мольтке, Листа, Наполеона Бонапарта, Шекспира, Вольтера, Гёте. И хотя Декарт, Мюссе или Гегель были низколобы, но зато отчетливо высоколобыми предстают перед нами Гумбольдт и Кант, Дарвин и Пастер, Ломоносов и Мендель.

Эфроимсон рассказывает об исследовании, которое он провел, просматривая пятитомную монографию В. Зейдлица «600 портретов выдающихся людей», составленную в 80-х годах позапрошлого века. Отбраковав негодные изображения (когда нельзя было однозначно определить высоту лба), он разделил всех оставшихся на пять групп: низко-, средне-, высоко-, очень высоколобые и гигантолобые. Далее Эфроимсон пишет: «Низколобым из всех персонажей В. Зейдлица оказался лишь Альфред де Мюссе. Оставшиеся 204 портрета включали 33 человека (15 %) среднелобых, и среди них исключительно одаренные люди: Моцарт, Шуман, Лессинг... Некоторые просто высоколобы (56 человек). Среди них – Пётр I, Паскаль, Джордж Вашингтон, Байрон, Гейне... Однако подавляющее большинство (96 человек) – очень высоколобы. В гигантолобые «попали» Альфиери и Сервантес, Монтень и Вольтер, Дидро и Гюго (всего 18 человек). Следовательно, гигантолобых и очень высоколобых на эту «выборку» пришлось больше половины.