Оливер Сакс - Мигрень

Надо задуматься, не прячутся ли за калечащими операциями некие скрытые моральные основания, в связи с чем стоит вспомнить о некоторых викторианских методах лечения эпилепсии, в которых такие основания признаются открыто:

«В качестве метода лечения была предложена кастрация… Обрезание, при условии его правильного выполнения, может быть рекомендовано во всех случаях, когда есть повод связать заболевание [эпилепсию] с мастурбацией» (Говерс, 1881).

В отношении мигрени есть только одно главное и неукоснительное правило: внимательно слушать больного, а следовательно, главный грех – это не слушать больного, игнорируя его излияния. Прежде чем приступать к обследованию и выяснению конкретных причин мигрени, надо выполнить это первое и главное правило, установить такие отношения с больным, чтобы стало возможным откровенное общение, чтобы врач и больной хорошо понимали друг друга. Отношения должны быть такими, чтобы больной не стал только пассивным объектом лечения и несчастным жалобщиком, беспрекословно делающим то, что ему велят; отношения между врачом и больным должны стать отношениями равноправного сотрудничества.

История «методов лечения» мигрени – это история перегибов и эксплуатации пациентов, и первое, что должен понять больной, когда и если наступает время обратиться за медицинской помощью, это необходимость полного и детального обсуждения с врачом его болезни, обсуждения, требующего, конечно, уважения к знаниям и опыту врача, но такого, в котором участвуют два равноправных взрослых человека. Мудрый врач обязательно проявит определенный консерватизм, понимая природную мудрость человеческого организма, мудрость, способную разрешить проблему мигрени, как и проблему других подобных болезней. Мудрый врач всегда настроен против массивного «вмешательства» и «суеты», понимая (вслед за Гиппократом), что это не только бессмысленно и вредно, но может, наоборот, лишь осложнить ситуацию и затянуть лечение.

Подавляющее большинство мигренозных приступов – за счет того, что они проделывают определенный цикл развития и самостоятельно разрешаются в течение нескольких часов – не требуют ничего, кроме простейших мер, способных сделать эти часы переносимыми, а именно крепкого чая (или кофе), покоя, полумрака и тишины. Простейшие анальгетики – аспирин или что-то подобное – уменьшат остроту боли в большинстве случаев. Если уменьшится боль, то скорее всего уменьшится тошнота и другие симптомы, если они имеют место (очевидно, за счет «симпатии» организма, за счет которой за восстановлением «здоровья» одного органа следует реконвалесценция всех остальных страдающих органов).

Следуя этому принципу, можно сказать, что любое лечебное мероприятие, касающееся какого-то одного симптома, позволяет справиться со всеми симптомами. Если больного беспокоит сильная тошнота, то противорвотное лекарство уменьшит не только тошноту, но и головную боль. Назначение слабого седативного средства – фенобарбитала, либриума или валиума (эквивалентов брома Говерса) – поможет унять всякое патологическое возбуждение – пульсирующую боль в голове, раздражительность, беспокойство, тревогу – и будет способствовать быстрейшему разрешению приступа.

В первом издании книги я много говорил об эрготамине и других лекарствах, которые могут оборвать приступ, но есть и чисто физиологические средства (физическая нагрузка, сон и т. д.), которые позволяют сделать то же самое. Сейчас, спустя много лет, я уже не уверен в том, что приступ надо обязательно обрывать, и, вместо того чтобы рекомендовать эти лекарства, я предпочитаю обсудить с больным все «за» и «против» сохранения естественного течения мигренозного приступа. Для иллюстрации приведу следующую историю болезни:

История болезни № 75. Обладающий бурным темпераментом профессор средних лет, страдающий по пятницам (во второй половине дня) приступами классической мигрени после недели преподавания, которому он страстно отдавал все свои силы. В пятницу после лекций он едва успевал добраться до дома, когда появлялись скотомы и другие симптомы-предвестники, после которых в течение нескольких минут начиналась сильная боль в одной половине головы, тошнота и рвота. Если профессор терпел эти симптомы и давал им развиваться своим чередом, то приступ, проделав полный цикл, заканчивался в течение трех часов. После приступа больной чувствовал себя отдохнувшим и посвежевшим. Ему казалось, что он заново родился на свет. Если же приступ обрывался искусственно (с помощью эрготамина, физической нагрузки или сна), то профессор на протяжении всех выходных дней испытывал нешуточное недомогание. Таким образом, перед пациентом стоял выбор: сильно страдать в течение трех часов, но после этого чувствовать себя совершенно здоровым, или неважно себя чувствовать в течение трех дней. Поняв, в чем дело, больной отказался от приема лекарств, обрывающих приступ, предпочтя сильное, но короткое страдание растянутому легкому недомоганию.

В медицине – в разные времена и в разных странах – господствуют разные веяния. Сейчас мы носимся вокруг больных мигренью со шприцами и таблетками с таким рвением, которое привело бы в ужас Лайвинга и викторианцев во главе с Говерсом. Надо признать, что такая суета делает течение мигрени тяжелее, ибо, как это ни парадоксально, непрерывность и интенсивность лечения в наши дни усугубляют симптоматику, каковую они призваны облегчить. В лучшей клинике мигрени из всех, какие мне приходилось видеть, страдальцев без лишних слов отводили в затемненную комнату, укладывали в постель, давая с собой чайник с крепким чаем и пару таблеток аспирина.

Результаты такого простого и естественного ухода впечатляли (даже в случаях тяжелой классической мигрени) больше, чем результаты лечения в других виденных мною клиниках. После этого я проникся глубокой убежденностью в том, что для подавляющего большинства больных в подавляющем большинстве случаев ответ на мигрень заключается не в даче им мощных современных лекарств и не в агрессивном лечении, а в сочувствии больному и в следовании природе. Надо чувствовать исцеляющую силу природы (vis medicatrix naturae) и смиренно следовать за природой, а не бросать ей дерзкий вызов.

Все дело в том, что, хотя мигрень и является событием физиологическим, она все же не является целиком и полностью физиологическим феноменом, ибо он, помимо всего прочего, обусловлен поражением личности индивида, затрагивает его «потребности», обстоятельства и образ его жизни. Поэтому подход, руководствуясь которым врач ищет исключительно физиологические средства лечения, является недостаточным, ибо настоящим лекарством в данном случае является образ жизни и даже больше – сама жизнь больного.