Чарльз Тарт - Измененные состояния сознания

Хаксли объяснял, что может достичь состояния глубокой рефлексии за пять минут, и происходит это следующим образом: «Я просто снимаю все якоря» любого типа сознания. Что именно он имел в виду и что ощущал, он описать не мог. «Это очень субъективное переживание», в котором он, вероятно, достигал состояния «организованной интеллектуальной систематизации», позволяя мыслям течь свободно, — и тогда он работал. Это было единственное его объяснение, т. к. он никогда не пытался анализировать свое состояние. Он не мог и не считал, что в состоянии это сделать, но предложил попытаться изучить в тот день свое состояние «глубокой рефлексии» экспериментально. Я наблюдал за ним и обнаружил, что, погружаясь в свои мысли до глубокой рефлексии, он действительно «снимает все якоря» и полностью отрешается от всего. Он попытался субъективно прожить и запомнить процесс вхождения в это состояние: он пребывал в нем в течение пяти минут и вышел из него, как я сумел определить, минуты за две, после чего сказал: «Очень извиняюсь, я внезапно обнаружил, что готов работать, но оказалось, что заняться нечем, поэтому я понял, что мне лучше вернуться». Это была вся информация, которую он мог предложить. В следующей попытке данный мною сигнал был воспринят им как сигнал «вернуться». Эта попытка прошла так же легко, как и первая. Хаксли тихо посидел несколько минут и после условного сигнала быстро отреагировал. Вот впечатление Хаксли: «Я обнаружил, что чего-то жду. Чего именно, я не знал. Просто «что-то», что должно произойти там, что казалось мне бесконечной и вневременной пустотой. Я впервые испытал такое чувство. У меня всегда было представление о том, что нужно делать. Но в этот раз мне казалось, что делать нечего. Я был абсолютно безучастен, равнодушен, просто чего-то ждал, а потом почувствовал необходимость выйти оттуда. Так ты подал мне сигнал?»

Исследование показало, что он скорее всего не запоминает, как ему дают сигнал. Просто у него возникает «чувство», что пора выходить.

Еще несколько попыток дали тот же результат. — Ощущение бесконечной, вневременной пустоты, безмятежное, расслабленное ожидание неопределенного «чего-то» и несомненная потребность вернуться к обычному здравому сознанию. Хаксли коротко охарактеризовал свои открытия как «полное отсутствие всего по дороге туда и обратно и ожидание чего-то бессмысленного, чего достигают в состоянии нирваны, когда больше нечего делать». Он утвердился в намерении осуществить позже интенсивное исследование этой практики, которую считал очень полезной для своей работы.

Следующие эксперименты касались слов Хаксли, что он может входить в состояние глубокой рефлексии с простым произвольным пониманием, что отреагирует на любой «значительный стимул». Не говоря о своих намерениях, я попросил его «пробудиться» (мой термин), когда я три раза постучу по стулу рядом с ним. Он быстро вошел в состояние глубокой рефлексии, и, выждав, некоторое время я принялся стучать карандашом по стулу, испытав разные способы, отчетливо, но с разными интервалами: один раз, пауза, два раза быстро, пауза, еще один раз, быстро четыре раза, пауза, затем пять раз подряд еще быстрее. Я испробовал бесконечные вариации, избегая условного сигнала. Стул сотрясся от четырех звонких ударов карандашом. Результат оставался прежним — он никак не реагировал. Это продолжалось до тех пор, пока не был дан условный сигнал — три удара. Он практически немедленно отреагировал на него. Потом я спросил Хаксли, что он переживал. Тот объяснил, что ощущения были такими же, как и в предыдущих попытках, за исключением того, что несколько раз у него возникало смутное ощущение, что «что-то происходит», но он не понимает, что.

Наши эксперименты продолжались. Хаксли было предложено войти в состояние глубокой рефлексии и попытаться почувствовать цвет. Сигналом для пробуждения было пожатие его правой руки. Он охотно согласился, и когда я убедился, что он полностью поглощен своим состоянием, я энергично пожал его левую руку, а затем ущипнул обе его руки так, что на коже остались следы от моих ногтей. Хаксли никак не отреагировал на этот физический стимул, хотя я отслеживал движение его глазных яблок под закрытыми веками и проверял температуру и пульс на любые возможные отклонения. Как бы то ни было, примерно через минуту он медленно положил руки на ручки кресла, где они были до начала этого опыта. Он проделал это очень медленно, дюйм за дюймом, а потом опять стал полностью неподвижным.

По условному сигналу Хаксли легко пробудился.

По его словам, он «потерял» себя в «море цвета», «ощущений», «чувств», «бытия» в цвете, состоянии «чрезвычайной вовлеченности при полном отсутствии самоидентификации». Затем он внезапно пережил процесс потери цвета в «бессмысленной пустоте», только для того чтобы открыть глаза и понять, что он «вернулся».

Он помнил условный стимул, но не помнил, был ли он дан. «Я могу только догадаться, что он был дан по тому факту, что я вышел из этого состояния». Косвенные вопросы показали отсутствие памяти и о других физических стимулах. Он не потер своих рук, не бросил на них даже рассеянного взгляда.

Затем мы повторили процедуру, связанную с цветом, но усложнили ее тем, что по достижении состояния глубокой рефлексии он получал повторные настойчивые команды после пробуждения обсудить книгу, лежащую точно в поле его зрения. Результаты оказались сопоставимыми с предыдущими. Он «потерялся», «чрезвычайно увлекся этим», «это можно почувствовать, но невозможно описать», «это чрезвычайно захватывающее, зачаровывающее состояние погружения в бесконечную перспективу цвета, мягко и нежно, крайне необычайно, более чем необычно». Он не припомнил ни моих вербальных, ни физических стимулов. Он помнил об условном сигнале и, не зная, был ли он подан, не сомневался в этом, снова вернувшись к состоянию обычного сознания. Присутствие книги ничего для него не значило. Но было новое впечатление: он сказал, что переход к состоянию глубокой рефлексии через погружение в цвет по организации процесса сравним, но не идентичен с психоделическим опытом.

И в заключение я предложил Хаксли войти в состояние рефлексии, чтобы вспомнить случаи с телефонным звонком и доставкой срочного письма, на что он ответил, что этот проект будет «не очень плодотворным». Несмотря на неоднократные усилия, он давал одно и то же объяснение: «Мне было нечего делать, и я просто вернулся». Его воспоминания ограничивались тем, что ему рассказывала об этих случаях жена, и все детали были связаны с ее, а не с его собственными переживаниями.

Последнее усилие касалось способности Хаксли включить в свое состояние глубокой рефлексии другого человека. Эта идея его заинтересовала. Ему было предложено войти в состояние рефлексии, чтобы вспомнить что-то из своего психоделического опыта. Он проделал это весьма интригующим образом. Достигнув нужного состояния, Хаксли стал отпускать крайне разрозненные, отрывистые замечания, главным образом обращаясь к самому себе. Так, он говорил, делая короткие записи карандашом на бумаге, которые я быстро ему подсунул: «Самое экстраординарное я заметил, что Как?