Дмитрий Соколов - Любовные реки, семейные берега (Архетипические сюжеты семьи и рода)

Когда это уже стало какой-то повторяющейся историей, я, естественно, пыталась понять, почему. Самое простое объяснение было – что эти мальчики в том возрасте, в который я хочу обратно; им 17-18, это тот возраст, в котором я встретила своего мужа – и в котором закончилась моя развеселая блядская юность. А теперь у меня сын подрос, муж надоел, и мне хочется именно в тот возраст, в поворотную точку – не догоню, так погреюсь.

Вроде всё ясно. Но потом стало странно: на самом деле я цеплялась, похоже, не за возраст, а за год рождения. То есть те самые мальчики уже подросли и несколько пообтрепались, им уже тоже не 17 лет, а новенькие 17-летние мальчики мне не нравятся совершенно! Странный я какой-то Гумберт Гумберт, ей-Богу.

На дальнейший путь расследования меня навело то, что первым в этой галерее мальчиков-зайчиков был младший брат моего мужа (нет, у меня с ним ничего не было, у меня почти ни с кем в этой галерее ничего не было – я во всех этих мальчиков была влюблена трагически. Это тоже какой-то обязательный элемент этого дурацкого паттерна). Он жил одно время с нами, мне с ним было так весело, мы носили одежду друг друга и еще говорили, что можем выдавать себя за брата и сестру – потому что у нас одна фамилия (что закономерно, раз я взяла фамилию мужа) и отчество тоже одинаковое (что уже не закономерно, а вот просто так совпало).

Сильно позже я стала думать, почему меня так перло, что это как бы мой брат.

Ну, естественно, в том самом году, в котором родились мои трагические мальчики, моя мама потеряла ребенка.

У нее случился выкидыш на довольно большом сроке, причем страшно очень – началось кровотечение, ее привезли в больницу и забыли про нее, она пошла позвать кого-нибудь, упала в обморок, очнулась через несколько часов в луже крови с мертвым мальчиком между ног. То есть когда у женщины выкидыш, ей, насколько я знаю, обычно не дают особой возможности полюбоваться на результат, а моей маме как раз посчастливилось мертвого мальчика внимательно рассмотреть.

Я тогда маленькая была и ничего не знала, конечно. Но узнала я эту историю все же довольно рано – мама не раз всё это мне рассказывала, когда я подросла немножко.

И, когда я уже стала вроде совсем взрослая, история в маминых устах обросла новыми причинно-следственными связями. А именно. Ведь мальчик не просто так родился мертвый, а не живой? А вот скорее всего мама потеряла эту беременность (очень желанную, и очень хотели, конечно, мальчика), потому что за несколько лет перед тем у нее был аборт, и вот после аборта всё у нее там как-то разладилось в этой сфере.

Вот, вводим новую переменную: аборт. Аборт у мамы был ровно один, когда мне было чуть меньше года (я, соответственно, первенец, хоть девочки первенцами и не бывают©)). Из-за чего же мама сделала аборт? А вот, оказывается, я была таким трудным ребенком, так много болела и так много орала, первый год моей жизни был для мамы годом сплошных бессонных ночей. И мама говорит: я была так измучена и истерзана, что, когда обнаружила, что беременна – у меня даже мысли не было другой, кроме бегом на аборт. Она и побежала, даже папу не спросила – благо папа был в командировке.

Так вот кто виноват в аборте: я, потому что со мной было так трудно и мое младенчество было сплошным адом!

Ура. Значит, из-за меня (нежеланного ребенка, естественно) мама сделала аборт, а из-за последствий аборта не смогла выносить 4 года спустя уже того ребенка, которого очень хотела.

Короче, я убила своего брата!

Как же мне было здорово, когда я всё это докрутила, и поняла, и все паззлы сошлись! С меня тогда как будто сняли несколько дохлых шкур, под которыми я не могла дышать. Это было лето, как сейчас помню. На волне этого восхитительного инсайта у меня тогда вся жизнь стала какой-то совсем другой.

Даже с Н., последним из моих трагических мальчиков, который тогда находился в центре моей головы, впервые тогда стало вырисовываться что-то человекообразное.

. Н. и правда оказался моим последним мальчиком из той серии – следующих не было.»

Есть такая сказка, которую я впервые услышал от Хеллингера: родители имеют полное право на детей, полнейшее, включая право распоряжаться их жизнью и смертью, и дети это право бессознательно считают естественным, признают. Любая мышь может сделать себе выкидыш или съесть всех или часть новорожденных детей, если считает, по своему мышиному разумению, что их существование сейчас не адекватно – например, потому что вокруг слишком много мышей, или слишком мало еды и так далее. И как говорил Бродский про свою кошку: «Она не знает, кто в Америке президент, и чем я хуже?» (На самом деле, мы хуже мышки умеем этим управлять, потому что у мышек есть довольно хорошо изученный механизм рассасывания завязавшегося плода – без всяких выкидышей; а активируется он, чтоб вам уже все было таки понятно, сильным запахом новых самцов – не того, от кого данный плод). В общем, со вторжением медицины нам стало не сильно хуже, чем мышкам, технически, но психологически осталось труднее, много труднее. Аборт стоит очень дорого. Эти дети с нами навсегда.

Первенец: «Рождение героя»

«Когда родился Лешенька, мне казалось, что вокруг роятся фейерверки. казалось, что все люди счастливы, что все на улице улыбаются поэтому, что всем хорошо. Короче, мне казалось, что весь мир счастлив – потому, что у меня родился ребенок!»

Это рассказывала мне одна мама. да и не одна.

Или вот: в пещеру приходят три старых, уважаемых и богатых человека и приносят новорожденному нищему мальчику прекрасные дары. Та же тема: на небе восходит звезда, предсказан конец царства, ангел с небеси приносит благую весть о рождении неслыханного Нового Человека.

Это всё атрибутика рождения героя, то есть того, кто принесет в этот мир что-то новое и желанное. Рождается ребенок – особенно если это первенец, то есть кто-то по-настоящему новый – и мир (или полномочный его представитель семья) приветствует его салютом (это снизу вверх, чтобы подальше видно) и возлагает большие надежды (это уже сверху вниз, на маленькие плечики). Первенец забирает себе мамины зубы и волосы – пусть! Он плачет по ночам, не давая спать папе – ерунда! В этом сюжете все готовы напрячься и отдать ему множество ценностей, потому что: а) любят; и б) рассчитывают на большую отдачу.

«Как стукнуло ему три дня, он из колыбели пошел гулять». «В год он уже дальше всех в деревне дубинку кидал». «В три равного ему по уму во всем царстве не было». Это все из разных сказок, а сюжет-то один: этот первенец полон необыкновенной силой, не как у нас с вами. Он корчует рукой деревья, обводит вокруг пальца царей, душит младенческими пухлыми ручками ядовитых змей, уводит у Аполлона стадо священных коров, побивает в еврейском религиозном споре старых рабби и так далее до бесконечности. Это первенец, в нем – огонь первой любви родителей, самой сильной, самой жаркой. Это – «козырная карта», которой семья хочет выиграть место под солнцем.