Дмитрий Соколов - Любовные реки, семейные берега (Архетипические сюжеты семьи и рода)

(Тут мы касаемся важной темы для сказкотерапии: это два основных типа сказочных героев: «старший» сын и «младший». Тот Иван-дурак, младшенький лентяй и разгильдяй, о котором столько героических сказок – это наш Младший Ребенок. Он приезжает к победе на той самой печи, на которой вырос, подобно Емеле. Серый волк или Конек- горбунок делают за Ивана-царевича все дела, вплоть до первой брачной ночи с Марьюшкой (есть и такие сюжеты в народе). Всякая печка и яблонька по пути помогают ему, а он им за то улыбается, услуживает и мил-песенки поет.

У героев типа Геракла все складывается по-другому: гарь, война, и даже в случае победы все недовольны, и половина богов (читай: семьи) считает, что его нужно наказать. «А яблоки бессмертия верните, пожалуйста, на место».)

Женитьба Младшего Ребенка – дело противоречивое. Если он серьезно играет роль Младшего Ребенка, то лучше бы он не женился. А если женится, то есть появляется серьезный шанс, что он «уйдет в мир» (хотя бы своей отдельной семьи), то родители могут серьезно поучаствовать в расторжении такого брака. По самым веским и объективным причинам, конечно же. Хороший для всех вариант, который часто реализуется, заключается в том, что он (она) заключает брак с кем-то уж совсем неадекватным, а потому необходимость взаимной опеки Младшенького и Родителей только усиливается; и еще одним прекрасным вариантом является рождение детей в семью бабушки и дедушки. «Плохой» супруг или супруга исчезают, а внук или внучка остается в семье, которая от этого становится только крепче.

(Когда я употребляю слова «хороший» и «прекрасный», я не только иронизирую, я действительно имею это в виду. Важно в таких раскладах, чтобы они происходили по взаимному согласию – в идеале, сознательно проговоренному. Люди имеют право замыкать свои семьи, жить со своими детьми или родителями и так далее, лишь бы здесь не было сильного подавления одними людьми других. Плохо, если мать приказывает дочери в таком раскладе сделать аборт, а та подчиняется против своей воли. Почему плохо? Потому что дочь обязательно отомстит, и круговерть зла и обид будет еще долго вращаться в этой семье. Свобода воли придумана не только ради людского тщеславия и эгоцентризма, но и для адекватного распределения ответственности.)

«Мы здесь все в Америке – дети младших детей, у которых не было земли, и поэтому они двинулись на другой континент», – сказала мне одна женщина-риэлтор в Техасе. Из той волны, которая пошла из Европы на юго-восток под знаменами крестоносцев, младших детей тоже было много – настолько много, что был, кажется, отдельный их орден, Братство Черноголовых. (Я надеюсь, вас не коробит идея о том, что братство Христово состояло из людей, которым не досталось земли по законам наследования, и которым поэтому хотелось своей землицы, и почему бы не отобрать ее у неверных?) По логике этого сюжета из младших детей выросло так много революционеров и авантюристов. Когда они выходят «из семьи наружу», то ведут себя не как «старшие», которые склонны распространять дело своего Рода, но «едут на своей козе» (она же Емелина печка), против установившихся законов. Тоже возможно: пятеро погибнут, один выиграет.

Итак, сказка про Младшего Ребенка имеет следующие основные варианты:

1) Его любят и слишком балуют, он вырастает капризным и плохо приспособленным, до смерти родителей остается с ними. Своих детей у него или нет, или он довольно слабый родитель. Свою семью он или не создает, или это слабая семья, сильно поддерживаемая усилиями (и подавляемая волей) старшего поколения.

2) Его любят и балуют, и он вырастает в уверенности, что все самое лучшее все равно ему достанется, никуда не убежит. И поди ж ты – эта твердая вера реализуется: он получает от жизни много крупных кушей непонятно почему, не обычными для окружающих, одноразовыми способами.

Написал и подумал: да что же это такое! Я знаю людей, которые отлично совмещают эти два вроде бы не очень похожих сюжета. Значит, похожи.

Некоторые черты Младшего Ребенка практически наверняка: надолго затянувшаяся инфантильность, богато развитое воображение, неглубоко притаившийся Трикстер.

«Третий лишний»: Золушка-Хаврошечка

Этот образ так часто встречается в сказках, и так редко – в жизни. И как-то он всю жизнь меня волнует: образ человека, который в видимом спектре функционирует наоборот, чем «все нормальные люди» – поглощает мало, а дает много. Чего он такого не поглощает? – на простом сказочном языке, материнской любви; но точнее, наверное, сказать, что не просто любви, а заботливой, «земной» любви, которая «дарит», «одевает», «холит», «обеспечивает». Золушка, Хаврошечка и прочие многочисленные сказочные сироты этого лишены, но удивительным сказочным образом они платят этому миру обратной валютой – они сами заботятся, сами дарят, сами одевают – кого угодно, но не себя.

Сказки, мораль и религии прославляют таких персонажей, и если эти черты развиты у кого-то из живых, то более «нормальные» люди их тоже часто и легко прославляют. Оно и понятно: жить рядом с такими людьми удобно и хорошо: потребляют мало, дают много. Я бы сам с удовольствием имел Золушку на своей кухне, но понятно, что ее там нет, потому что такое счастье достается вот именно что Мачехе.

В этой сказке в смысле семейной динамики ключевое слово, наверное, не столько «третий», сколько «лишний». Золушка- Хаврошечка, давайте я уж так ее буду называть, в своей семье как будто бы «лишняя», у нее как будто бы нет законного, четко обозначенного и гарантированного места. Во многих сказках от нее именно что хотят избавиться – несмотря на всю ее полезность. Я думаю, что эти «полезность» и «избавиться» на самом деле очень друг с дружкой связаны, просто как кусочки одной логической цепочки. Это сказка про ребенка, который по каким-то системным раскладам оказывается лишним, нежеланным. Таким образом, он попадает в этот мир – желанное для себя место – на еле-еле купленный билет. Он понимает (знает? воображает?), что на этот билет полного спального места ему не достанется, и он заранее готов сидеть на краешке. Он заранее готов питаться крохами, и дорого отрабатывать эти крохи.

Жестко говоря, он готов быть очень «полезным», чтобы от него не «избавились».

Есть такое представление о том, что люди обладают разной степени «экзистенциальной плотностью». «Плотный» человек уверен в том, что он есть; что он имеет право быть; что он имеет право занимать вот это место, эти ресурсы. «Неплотный» человек в этом совершенно не уверен. «Бесплотный» человек – крайние места на шкале – уверен, что «мир» есть, а «его» нету, и право «быть и иметь» ему недоступно. Грубо можно сказать, что на «бесплотной» части шкалы умирают от шизофрении или анорексии, а на «плотной» – от скуки и одиночества, плюс от многочисленных войн с себе подобными.