Б. Зейгарник - Очерки по психологии аномального развития личности

Эти идеи были плодотворно развиты Д. Б. Элькониным (1971) в его работе о периодизации детского развития. Он выделяет две группы ведущих типов деятельности. К первой относятся деятельности, внутри которых происходит интенсивная ориентация в человеческих поступках, мотивах и нормах отношений между людьми. При осуществлении этой группы деятельностей происходит преимущественное развитие у детей мотивационно–потребностной сферы.

Ко второй группе относятся деятельности, внутри которых происходит усвоение общественно–выработанных способов действий с предметами и эталонов, выделяющих в предметах те или иные их стороны. При осуществлении этой группы деятельностей происходит «формирование интеллектуально–познавательных сил детей, их операционно–технических возможностей» (Эльконин, 1971, с. 35).

Установлено, что каждый из периодов детского развития характеризуется преобладанием одной из групп деятельности, поэтому можно выделить периоды преимущественного развития мотивационно–потребностной сферы и периоды преимущественного формирования исполнительных средств деятельности, операционально–технических возможностей индивида.

Такое разделение позволяет объяснить так называемые кризисы, переломные моменты детского развития (например, в 3 года, 7 лет и т. д.) тем, что в это время закономерно возникают несоответствия между уровнем развития первой и второй группами деятельности. Эти внутренние противоречия и необходимость их разрешения и являются движущей силой психического развития в детском возрасте.

Приведенные положения являются важными. Они позволяют подойти к пониманию диалектики реальных взаимоотношений «интеллектуально–технического» и «мотивационного», позволяют преодолеть как крайности интеллектуализма (Пиаже), так и абсолютизацию мотивационных компонентов в развитии личности (Фрейд). Полученные данные согласуются и с общей гипотезой об исходном движущем противоречии и его постоянном, ступенчатом преодолении в ходе нормального развития личности. Опираясь на эти авторитетные данные, можно еще раз подчеркнуть наше понимание предмета изучения нормальной личности. Таковым должно являться не описание исключительно явлений этого развития, личности ставшей (как бы мы ее не называли — самоактуализированной, гармонической, продуктивной и т. п.), а выяснение внутренних закономерностей процесса, который ведет к ее становлению. В противном случае мы станем регистраторами бесконечного числа индивидуальных вариаций, которые часто не вскрывают, а напротив, своей феноменологической яркостью лишь маскируют общие психологические корни развития. Следовательно, критериями нормы должно быть не перечисление достоинств личности, а указание общих принципов наилучшего хода развития, возникающих здесь основных противоречий и особенностей их преодоления.

Мы предполагаем, что описанный механизм не является прерогативой детского развития. Представляется, что на материале исследования детского возраста был обнаружен один из общих механизмов, лежащих в основе развития личности в ходе всей жизни. Отсюда вытекает, что описанные в детской психологии противоречия характерны (разумеется, с существенными оговорками и уточнениями) и для развития «взрослой» личности и, следовательно, от особенностей разрешения этих противоречий будет зависеть нормальный или аномальный путь ее развития.

Если до сих пор мы в основном подчеркивали различия систем значения и смысла, то теперь обратим внимание на динамические особенности их взаимоотношения. Эти две стороны (которые, кстати, имплицитно обозначены во многих концепциях личности, скажем, как интеллект и аффект, инструментальное и личностное и т. п.), как уже говорилось в прошлом очерке, не существуют в реальности порознь, а обретают особого рода единство в любой конкретной деятельности человека от примитивной до сложной и разветвленной. Операциональное содержание деятельности, ее целевая структура в большей степени может быть отнесена к системе познавательных связей с миром устоявшихся или приобретаемых знаний и умений. Мотивационная сторона отражает, по преимуществу, те или иные смысловые отношения субъекта. Видимость как бы совершенно особых деятельностей, в которых человек занят лишь техническими операциями, инструментальным приложением своих знаний и умений, и, напротив, деятельностей, сугубо смысловых, где человек погружен в размышление о бытии, возникает нередко как акцептация различных моментов. Например, возникающее серьезное несоответствие предметной стороны деятельности ее прежнему мотиву обращает человека к пристальному анализу своих смысловых ориентиров. Напротив, при мелких повреждениях операционально–технического аппарата внимание сосредотачивается на их исправлении, что в свою очередь, может импонировать как совершенно особая по своему составу деятельность. В том и другом случае перед нами нередко одна и та же деятельность на разных этапах своего движения, с разной представленностью двух основных сторон — мотивационной и операционально–технической. Так, невозможность осуществления прежними, привычными средствами важной для человека деятельности, например, профессиональной (вследствие внезапной потери трудоспособности) или интимно–личной (смерть ближнего) обычно ведет к пересмотру, порой драматическому и мучительному, смысловой, ценностной стороны жизни; тогда как обычные неприятности на работе или препятствия в любви заставляют лишь больше напрягать силы в избранном направлении.

Обычный способ рассмотрения взаимоотношения обозначенных сторон идет как бы «сверху»: демонстрируется, как появление нового мотива задает цели конкретных действий, которые выполняются различными способами, операциями и т. п. Такое рассмотрение вполне правомерно для формирующейся деятельности. Однако сформировавшись, мотивы и соответствующие им, казалось бы, налаженные деятельности не остаются застывшими. Они движутся, изменяются, наконец, могут вовсе исчезнуть из поля. Для того, чтобы понять причины этого, мало принимать во внимание движение «сверху», идущее от изменения иерархии мотивов. Необходимо также учитывать движение «снизу», идущее от изменения способов выполнения действий, от конкретной целевой наполненности данной деятельности. Происходящие здесь изменения нередко исподволь подготавливают переворот, который приводит к смене мотива, замене его иным, более соответствующим новой целевой и операциональной структуре. Целевая структура может, например, так разрастаться и усложняться, что отдельные цели становятся более значимыми для человека, чем первоначальный мотив, в результате чего происходит «сдвиг мотива на цель» (Леонтьев), и то, что раньше было вспомогательной целью, становится самостоятельным мотивом, заступающим на свое место в иерархии мотивов.