Джон Масвелл Тейлор - i f7207beca9e51f7d

Я улыбаюсь сверху вниз все время (даже сейчас, когда я пишу эти слова, я внутри улыбаюсь). Есть определенные ситуации и обстоятельства, в которых эта техника не помогает: естественно, если человек действительно пережил серьезную потерю и испытывает сильную эмоциональную боль, это необходимо признать и, возможно, обратиться к специалисту. Когда же начинается естественный процесс восстановления, искреннее, чистосердечное возвращение к внутренней улыбке поможет человеку быстро прийти в норму. И все же существует множество повседневных ситуаций, в которых мы можем применять эту технику незаметно от других. Ожидая смены красного сигнала светофора или стоя в очереди в супермаркете, всегда можно извлечь выгоду в виде сияния, озаряющего внутренний мир благодаря этой простой процедуре.

Улыбка сверху вниз и самовспоминание

Чтобы развить сознание Я есть , нам необходимо освоить навык постоянного осознания того, кем и чем мы являемся посредством само- вспоминания. И опять-таки, хотелось бы напомнить, что это относится в первую очередь к установлению связи с самим собой на уровне души. Кто и что вы есть в социальном плане — гоже важно, по все же второстепенно. Если вы способны поддерживать связь с самими собой постоянно, ваше социальное «Я» естественным образом найдет приемлемый способ выражения.

Самовспоминание в аэропортах

Нахождение в людных местах может быть очень полезным для тренировки повышенного самосознания. В этом смысле аэропорты подходят лучше всего, потому что, когда мы путешествуем, наше подсознание естественным образом оживляется: поток свежих впечатлений смывает привычный образ мыслей и реакций, связанных с обычной жизнью.

Путешествия сегодня осложнены борьбой с угрозой международного терроризма: чтобы попасть на борт самолета, нам приходится раздеваться чуть ли не догола. Вероятность испытать раздражение в аэропорту очень велика — все эти бесконечные толпы волочащих свой багаж людей, пробирающихся к стойкам регистрации; возможная грубость но отношению к нам тех служащих, которые проверяют билеты и задают дурацкие вопросы сомнительной необходимости («Вы сами упаковывали свои чемоданы?» — «Нет, я воспользовался услугами компании- упаковщика»), и, наконец, необходимость снять обувь и подвергнуться этому распятию — руки-прямо-в-стороны — когда по вам проводят электронным фаллическим символом с целью выяснить, не начинено ли ваше тело взрывчаткой.

Когда проверяющий просит меня вытянуть руки в стороны, имитируя распятого Христа, если я в этот момент чувствую и ощущаю свое тело, то более способен сопротивляться искушению сказать: «Отец, прости их, ибо не ведают, что творят».

Я всегда стараюсь начинать самовспоминание, как только вступаю в здание аэропорта: это состояние реактивной нейтральности позволяет всей мощности энергии, образуемой разнородной активностью на терминале, воздействовать на мою сущность , а не на личность. Аэропорты — это места непрерывных потоков энергии и постоянных изменений: люди двигаются сквозь жизнь, ездят в разные места. Чувствуя и осознавая свои руки и ноги, я как будто подключаюсь к подводному течению вечно движущейся энергии аэропорта на уровне более глубоком, чем уровень потенциальных поводов для раздражения. Другими словами, я могу поглощать энергию этого места, даже подвергаясь воздействию серьезных или незначительных внешних раздражителей.

Я уже не раз обнаруживал, что, когда практикую вышеописанное в любом людном месте, вибрирующем бешеной энергией, меня словно окутывает огромное облако спокойствия и уверенности: как будто позитивно заряженная энергия окружающей среды, скрытая за внешним хаосом, клюет на мою внутреннюю работу и устремляется ко мне, как железная стружка к магниту. Эта сила жаждет укрепить меня, и все, что мне нужно, — это сделать себя доступным: сначала «заземлив» тело, а затем — объединив свое человеческое сознание с присутствием высшей власти внутри себя: с Я, которое Я есть. Позже я опишу еще одну очень специфичную технику для вызова присутствия Я есть.

Избегайте неприятных разговоров во время еды

Теперь давайте рассмотрим одно любопытное явление, которое иногда имеет место, когда люди едят в компании других: если они привыкли болтать во время еды, то по ходу трапезы предметное качество застольной беседы может приобрести негативный опенок.

Мы все вдыхаем воздух, чтобы обеспечить продолжение работы своего физического аппарата, и поглощение пищи также должно быть естественным жизнеутверждающим актом. К сожалению, невероятные нагрузки и напряженность современной жизни заставляют нас приобретать привычку закидывать в себя еду самым несознательным образом, а если нам еще и не нравится свое тело, — как многим людям, — то подобный процесс поглощения пищи наносит двойной вред. Мы знаем, что нужно есть, чтобы продолжать жить, но хотим ли мы жить на самом ли

деле? Нравимся ли мы себе такими, какие есть? Мы довольны и полны энтузиазма, глядя в перспективное будущее, или завтрашний день пугает нас своей неопределенностью? И, что наиболее важно, повергает ли процесс еды клетки нашего организма в жизнеутверждающее возбуждение? Или он активизирует негативные клеточные воспоминания и бессознательное состояние аллергии на то, что мы сделали с собой и своей жизнью?

И без стресса, пожалуйста

Однажды во время лекционного тура двое джентльменов, имевших отношение к организации, устроившей мое выступление, пригласили меня в индийский ресторан. Мы набрали еды на шведском столе и вернулись на место с обильно нагруженными тарелками. Но, едва мы успели приступить к этим яствам, как разговор за столом внезапно принял негативный оборот. Ни с того ни с сего джентльмен справа от меня начал рассказывать об ужасах резни в Милан, произошедшей в ходе вьетнамской войны[22].

Как разговор повернулся в эту сторону, я теперь уже не помню, но я помню нехорошее ощущение, которое пришло на смену приятному дружелюбному настрою, который доминировал в нашей компании до этого момента. Я положил нож и вилку и внимательно посмотрел на говорившего: теперь, когда он пошел в этом странном направлении, мое восприятие его обострилось — я ясно видел, что он отчасти невротик, а раньше я этого не замечал, потому что смотрел преимущественно в его левый глаз. Когда он заметил, что я его разглядываю, негативные излияния прекратились.

«Какое чудесное угощение лежит здесь, перед нами, — сказал я. — Могу я попросить вас воздержаться от разговора об ужасах войны и прочих неприятных вещах, пока мы едим?»

Он сразу остановился, подавленный. «О, простите меня, — извинился он, — сам не знаю, что на меня нашло».