Дональд Винникотт - Игра и Реальность

Я опускаю довольно много деталей, накопившихся с тех пор, как я впервые встретился с Сарой — ей тогда было два года.

В шестнадцать у Сары были прямые волосы до плеч, неяркого цвета, она выглядела здоровой физически и хорошо сложенной для своих лет. Девочка была одета в черный полиэтиленовый плащ и выглядела очень просто, совсем по-деревенски. Она умная девочка, с чувством юмора, но очень серьезная, она с радостью отнеслась к тому, чтобы начать нашу встречу с игры.

«А что за игра?»

Я рассказал ей про сквигл — игру без правил [47] Здесь нет необходимости приводить рисунки. В тексте на них есть ссылки, обозначенные цифрами 1, 2, 3 и т. п. Другие примеры использования этой техники смотри в работе «Терапевтическая консультация в детской психиатрии» (Winnicott. Therapeutic Consultation in Child Psychiatry, 1971). .

1. Моя неудавшаяся попытка сквигла.

2. Моя вторая попытка.

По словам Сары, школа ей нравилась. Мама с папой хотели, чтобы она приехала и встретилась со мной, но направили ее из школы. Она сказала: «Я уверена, что тогда, в два года, меня привели к вам потому, что мне не нравилось, что родился брат; но я сама этого не помню. Кажется, я могу вспомнить это лишь частично».

Она посмотрела на сквигл 2 и спросила: «А эта штука может пойти вот сюда наверх?»

Я сказал: «Здесь нет правил». И она превратила мой сквигл обратно в листик. Я сказал, что мне понравилось, и отметил грацию в линиях рисунка.

3. Ее сквигл. Она сказала: «Я сделаю его как можно сложнее». Одна из линий в этом сквигле была дорисована сознательно. Эта линия стала у меня указкой, а остальное превратилось в строгую классную даму. Девочка сказала: «Нет, это не моя учительница, она немножко не такая. Это может быть та учительница, которая мне не нравилась, из моей первой школы».

4. Мой, которого Сара превратила в человечка. По ее словам, у него были длинные волосы, как у мальчика, а по лицу он мог быть и мальчиком, и девочкой.

5. Ее, которого я попытался сделать танцором, и испортил первоначальную картинку своими дорисовками.

6. Мой сквигл, из которого Сара очень быстро сделала человека, прислонившегося носом к теннисной ракетке. Я спросил: «Ты хочешь сыграть?» Она ответила: «Нет, конечно, что вы».

7. Ее сквигл, нарисованный вполне сознательно, обдуманно, на что указала она сама. Я сделал из него что-то вроде птички. Сара показала, что сама могла бы сделать (если посмотреть вверх ногами) с этой картинкой, получился какой-то дядя в цилиндре и большом тяжелом воротнике.

8. Мой, которого она превратила в старый шаткий нотный пюпитр. Сара любит музыку, поет, но сама не играет.

9. Здесь у нее появились серьезные трудности с самой техникой сквигла. Нарисовав картинку, она сказала: «Это все стиснуто, несвободно и не может распространяться вокруг».

Вот главное сообщение. Естественно, то, что здесь было нужно, — это чтобы я воспринял это как сообщение и был готов разрешить ей развивать эту идею дальше.

(Читателю нет необходимости вчитываться в детали этой беседы, но я все-таки привожу ее полностью, ведь материал доступен, и упустить здесь что-либо было бы все равно, что не воспользоваться возможностью рассмотреть пример самораскрытия подростка в ситуации психотерапевтического контакта).

Я спросил: «Это ты, не так ли?»

Она ответила: «Да. Видите, я немного испугалась».

Я сказал: «Это естественно, ведь ты не знаешь меня, не знаешь, почему пришла сюда и что мы будем делать, и…»

И она сама же продолжила: «Вы могли бы дальше сказать о том, что эта сквигл-игра — не спонтанная. Я все время пытаюсь произвести впечатление, поскольку чувствую себя недостаточно уверенно. Я очень давно такая, много лет. Я не помню, чтобы когда-то было по-другому».

Я сказал: «Печально, не правда ли?» — показывая таким образом, что я ее услышал и у меня есть чувства, связанные с теми смыслами, которые она вложила в свои слова, обращенные ко мне.

Теперь мы с Сарой находились в общем пространстве общения, и она стремилась занять, распространиться в нем, раскрывая себя мне и себе самой.

Она продолжала: «Это глупо, просто тупость какая-то. Я все время прилагаю усилия, чтобы заставить людей любить меня, уважать, не делать из меня дурочку. Это просто эгоизм. Если бы я старалась, этого можно было бы избежать. Конечно, когда ты стараешься развлечь людей и они смеются, это так и надо. Но я все время сижу, ничего не делая, и. жду — смотрю, какое такое впечатление я произвела на человека. Я продолжаю делать это, пытаюсь быть потрясающе успешным человеком».

Я сказал: «Но здесь, сейчас ты не такая».

Она: «Да, потому что сейчас это не важно. Видимо, вы сами здесь для того, чтобы обнаружить, в чем же суть дела, так что вы даете мне возможность не делать всего этого (о чем говорилось выше. — Прим. пер. ). Вы хотите понять, все ли у меня нормально. Мне кажется, что это просто особая фаза развития, просто я расту. Я не могу избавиться от этого, не знаю, зачем это надо».

Я спросил: «А в мечтах ты как себя представляешь?»

«О, я вижу себя спокойной, собранной, легкомысленной, очень успешной, ужасно привлекательной, стройной, с длинными руками и ногами, с длинными волосами. Я плохо рисую (попытка 10) сейчас хочу изобразить, как я бегу, размахивая сумочкой. Я не застенчива и не пуглива».

«В своих мечтах ты мальчик или девочка?»

«Обычно я девочка. Я не воображаю себя мальчиком, не хочу им быть. У меня были мысли про то, что я мальчик, но не было желания. Конечно, у мужчин есть вера в себя, влиятельность, они могут достичь намного больше».

Мы рассматривали мужчину на картинке 6 и она сказала: «Солнечный день, и ему жарко, он устал, а сейчас отдыхает, втиснув свой нос между струнами ракетки. А может, он подавлен».

Я спросил Сару про ее отца.

«Папа не заботится о себе, он думает только о работе. Да, я люблю его и очень им восхищаюсь. А у моего брата барьер между ним самим и другими людьми. Он замечательный, очень дружелюбный и ласковый. Но то, о чем он думает, спрятано, говорит он только в радостной, беззаботной манере. Он очарователен, очень веселый и хорошо соображает, но свои проблемы держит при себе.

Я — наоборот. Я врываюсь к людям в комнаты с криком: „О, я так несчастна!“ и все такое».

«А с мамой ты можешь так себя вести?»

«О, да, а в школе для этого есть мои друзья. И мальчики в этом смысле лучше, чем девчонки. Мой очень хороший друг — девочка, совершенно такая же, как я сама, но только чуть старше. Кажется, она всегда может сказать, что сейчас чувствует себя точно так же, как и год назад. Мальчики не болтают, они не называют меня дурой. Они добрые и они лучше понимают меня. Понимаете, мальчикам не нужно доказывать свою собственную мужественность. Моего лучшего друга зовут Дэвид. Он часто бывает в подавленном, унылом настроении. Он меня младше. Вообще, у меня видимо-невидимо приятелей, но только несколько настоящих друзей, которые относятся ко мне доброжелательно».