Дмитрий Узнадзе - Психология установки

Дело в том, что установка, как это не раз было отмечено [59] Д. Узнадзе. психология. Гл. III (на груз. языке). , является не переживанием частного характера или же каким- либо определенным моторным актом субъекта; она является специфической модификацией субъекта как такового, т. е. как целого, и поэтому не имело бы смысла представлять ее в виде интеллектуального или другого какого-либо психиче­ского процесса. Зато она выражает целостную готовность субъекта к определенной активности. Поэтому нельзя ска­зать, что установка во всех случаях обозначает понятие од­ного и того же содержания: без сомнения, установка и та ак­тивность, в которой она реализуется, существенно связаны друг с другом, и понятно, что в каждом отдельном случае мы говорим об установке той или иной активности.

В случае нашей задачи вопрос касается речи. Следова­тельно, нам ничто не мешает, наоборот, все толкает к этому — считать установку не чуждой языку реальностью, а видом действительности, имеющим свое определенное место имен­но в языковом мире. Но если это так, если, с другой стороны, язык со всеми особенностями строится на основе установки, то бесспорно, что фактор, определяющий языковые законо­мерности, мы должны подразумевать не за пределами сферы языка, а внутри, в недрах самого языкового мира. Следова­тельно, концепция внутренней формы языка, опирающаяся на понятие установки, дает возможность признать языкозна­ние независимой, самостоятельной наукой.

Таким образом, две чрезвычайно важные особенности установки — с одной стороны, ее целостный характер, а с дру­гой — существенность ее связи с той активностью, по отно­шению к которой она является установкой, — подтверждают мысль, что конкретное содержание внутренней формы язы­ка мы должны подразумевать именно в установке.

3. Однако имеется и третье требование к внутренней фор­ме языка — ей должно быть под силу сделать понятным факт объединения в языке двух противоположных моментов — психологического и логического. Что дает нам понятие язы­ковой установки в этом отношении? Иными словами, перед нами стоит вопрос об отношении языка, как объективного и логического, и речи, как субъективного и психологическо­го, — вопрос об основах их объединения в понятии языка (в широком смысле). Этот вопрос, как вопрос о взаимоотно­шении языка и речи, был поставлен еще Гумбольдтом (язык как «энергия» и как «эргон»). Несмотря на это, он и поныне не считается окончательно решенным.

И действительно, что такое язык? Является ли он лишь названием, обозначающим единство фактов речи, и, следо­вательно, не является ничем реальным, а только научной аб­стракцией, или же он действительно является объективно существующей реальностью» не имеющей ничего общего с субъектом и отдельными процессами, происходящими в нем?

Попытка научно обосновать возможность первого реше­ния вопроса принадлежит Герману Паулю, а второго — Фер­динанду де Соссюру.

Ипсен так характеризует учение Пауля по этому вопро­су: «Своеобразным элементом языка всегда и всюду являет­ся особая парная связь представлений звука и содержаний представления. Однако его единственной действительнос­тью является совокупность всех индивидуальных выраже­ний; по существу язык не является ничем иным, кроме сово­купности проявлений языковой активности всех индивидов в их взаимном влиянии». От этого надо отличать носителей языка, «организмы индивидуального представления», кото­рые составляют образования совокупности всего когда-либо сказанного или услышанного и включены в длительный про­цесс изменения: «чрезвычайно сложные психический образо­вания... многократно переплетенных друг с другом групп представлений, которые даны в готовом виде бессознатель­но и актуализируются в речи» [60] S. Ipsen. Gesprach und Sprachform. Blatter der deutschen Philosophic // B. 6. S. 57. . Таким образом, язык, соглас­но Паулю, должен быть выведен из речи. На самом деле су­ществует только говорение, т. е. акт речи; то же, что можно было бы назвать языком в узком значении этого слова, — сравнительно длительный «организм представлений» в субъекте, — выведен из совокупности актов речи как ее ре­зультат. Он находится в такой зависимости с этой последней, «как представление памяти с актуальной связью представле­ний» (Ипсен).

Концепция языка Пауля в сущности даже не касается на­стоящей проблемы или же, в лучшем случае, лишь односто­ронне решает ее. Поэтому неудивительно, что сегодня редко кто серьезно ее учитывает. Пауль все внимание направляет на обоснование языка как акта, как речи, а второй член про­блемы, более важный и непонятный, — вопрос о собственно языке — он оставляет почти нетронутым. Действительно, в этой концепции остается совершенно необъяснимым, как и почему переживается «единство сказанного и услышанного» членами определенной группы, несмотря на различие их речи, все-таки как одно и то же. Как и почему законы и пра­вила языка зависят не от речи или говорящего субъекта, а, на­оборот, речь и говорящий субъект зависимы от законов и пра­вил языка?

Единственное имеющее для нас значение из того, что Па­уль говорит о языке, это то, что, по его мнению, носителем языка должны считаться «организмы подсознательных пред­ставлений», которые проявляют свою активность в виде речи. Все, что общо и обязательно в языке, что принуждает переживать его как объективную и не зависящую от нас ре­альность, — все это мы должны искать в сфере этих «орга­низмов бессознательных представлений». Но дело в том, что они, как остатки когда-то актуальной речи, существенно ничем не отличаются от обыкновенных явлений речи и не со­держат ниче! о такого, что сделало бы понятным, почему язык имеет объективный, стоящий выше говорящего субъекта, не зависящий от него, обязательный для всех характер. Несмот­ря на это, одно все же ясно и отчетливо показано в учении Пауля, именно то, что язык действительно исходит лишь из отдельных случаев речи, что какой бы общей и обязательной природой ни обладал язык, он не является ничем иным, кро­ме совокупности «сказанного и услышанного». Однако как и почему язык, несмотря на это, все же существенно отлича­ется от речи, — этот вопрос Пауль оставил нетронутым.

Зато Соссюр преимущественно касается именно второго члена проблемы — языка. Он в первую очередь заинтересо­ван вопросом: что устанавливает в хаотическом многообра­зии речевых явлений определенный порядок и единство? В речи его интересует этот момент порядка и единства, т. е. язык в узком значении этого слова. Он отмечает, что расчле­ненные звуковые знаки находятся в неразрывном взаимоот­ношении и определяют друг друга, в результате чего намеча­ется сфера самодовлеющих, независимых связей форм, за­рождается то, что называется языком ( Jangue). Понятно, что язык, как сфера взаимоотношения знаков, определяющих себя как независимая, основанная на себе сфера форм, не учитывает индивида. Зато этот последний вынужден в каж­дом частном случае речи безоговорочно подчиниться требо­ваниям и нормам языка как своеобразной системы порядка.