Лев Ительсон - Лекции по общей психологии

Посмотрите на эти иероглифы. Лошадь, яростно развевая по ветру гриву, встала на дыбы. Дракон, победоносно подняв голову, колыхая усищами, изогнув донельзя гигантское туловище, летит по сине-золотому небу. Рыба, похожая на ящера, с разинутой пастью и грузным хвостом. Феникс, трактованный чрезвычайно дерзко: не видно ни головы, ни ног, — зато показан зигзаг плавного величавого полета и узор пышных огромных перьев. Телега, нарисованная по всем правилам конструктивизма европейского XX века и как будто выкатившаяся из детской книжки, иллюстрированной В. Лебедевым, — здесь можно вас до вечера водить от одного иероглифа к другому, и вам не будет скучно.

Когда художники сделали свое дело и смогли уйти, пришли философы и начали осторожно упрощать эскизы художников, приспосабливать к жизни».

Некоторые примеры такой схематизации для китайской письменности приведены на рисунке 33.

Рис. 33

дождь (небосвод и падающие капли)

ворота, дверь (две створки)

книга, свиток (связанные бирки)

Параллельно со схематизацией и с ее помощью нарастает аллегорическое употребление изображений в переносном смысле.

Роман Ким пишет об этом: «Вместе с изменением внешности иероглифы претерпевали интенсивную внутреннюю эволюцию — меняли свое значение, сбрасывали с себя старые имена и получали новые. Например, иероглиф «хамелеон» незаметно в беге веков обронил где-то свое первое значение и стал означать «проворный, юркий»; иероглиф «облака или клубы пара, поднимающиеся вверх» стал означать «говорить», а иероглиф «вяленые куски мяса» — «старый, древний» и т.д.

Аналогичные процессы наблюдаются в египетском иероглифическом письме. Ваза с вытекающей водой становится иероглифом, изображающим слово «прохладный». Изображение лилии (герба Верхнего Египта) получает значение — «юг»; заячьи уши — «трусость»; две шагающие ноги — «идти»; человек с посохом — «старость»; человек с поднятыми руками — «радость» и т.д.

Здесь схематизация образа уже сопровождается его символическим переосмысливанием. Однако чаще отвлеченные свойства, отношения и действия изображаются символическим сочетанием конкретных знаков. Например, добавление других знаков к исходному схематизированному изображению, обозначающему «деревянный», дает последовательно знаки: «лес», «дерево», «рамка», «кровать», «стол», т.е. вещей «из древесины» (деревянных). Аналогично знак «почва» появляется в знаках «земля», «могила», «пыль», «канава». Иногда эти сочетания образов просто блистательны по меткости и юмору. Так появились, например, такие иероглифы: «смерч, вихрь» — изображение трех псов; «шалить, дразнить» — двое мужчин тискают женщину; «покорность» — человек, а перед ним собака; «отдых» — человек, прислонившийся к дереву; «водопад» — вода и буйство; «грохот» — три телеги; «отчаянная борьба» — тигр, а под ним кабан; «спокойствие, мир» — женщина чинно сидит под крышей дома и др. )

Принцип, который здесь использован, знаком нам уже по прошлой главе. Это — воплощение определенных свойств или связей реальности через отношения представлений, иллюстрирующие данное свойство или связь.

Почему приходится пользоваться таким косвенным путем? Да прежде всего потому, что дело идет или о невидимых, непосредственно неощутимых свойствах вещей и явлений (как, например, «покорность», «мир»), или о свойствах, не существующих отдельно от вещей и явлений (например, «прохладный», «юркий»).

Мы видели, что такой способ отражения отношений и отвлеченных свойств реальности (через их воплощение и иллюстрацию) составляет специфику и суть образного мышления. При этом конкретное сочетание образов составляет лишь форму, лишь способ отражения, а содержанием, значением этого сочетания образов (или образа) являются те неощутимые отношения и отвлеченные свойства, которые оно (это сочетание образов) воплощает. Здесь дело обстоит так же, как с иероглифом «покорность». Он изображает человека и перед ним собаку. Но означает он не человека, и не собаку, и не совместное пребывание человека с собакой, а отвлеченное свойство — «покорность, послушание» (через отвлечение свойства — «покорен, как собака» от носителя «собаки»).

Но, когда речь идет об иероглифе, мы замечаем и кое-что новое. То же самое свойство или отношение, которое иероглиф передает сочетанием образов, можно обозначить словом. Более того, каждый иероглиф собственно и означает какое-то слово. Отсюда видно, что те же неощутимые отношения и отвлеченные свойства вещей и явлений можно отобразить еще иначе, чем сочетаниями образов этих вещей и явлений — а именно, с помощью слова, посредством языка.

Нетрудно заметить, что здесь мы имеем совсем особый, принципиально новый способ отражения действительности.

Слова сходны с представлениями в том, что они позволяют отобразить отсутствующее — то, чего человек не воспринимает в данный момент или вообще не воспринимал в своей жизни, то, что было или будет (или только хотелось бы, чтобы было).

Но слова существенно отличаются от соответствующих представлений по следующим принципиальным свойствам:

1. Они (слова) совсем не похожи на объекты, которые отображают (точнее, на образы вещей и явлений, которые дают нам наши органы чувств).

2. Они (слова) являются не внутренними, ненаблюдаемыми психическими состояниями человека, а внешними наблюдаемыми действиями (точнее — внешними физическими результатами действий человека, например, звуковыми волнами, значками на бумаге и т.д.)

Первая особенность делает слова особенно приспособленными к выражению непосредственно неощутимых (т.е. не имеющих образа) отношений, отвлеченных свойств и действий. Вторая особенность обеспечивает широкие возможности произвольного оперирования ими. Ведь, в отличие от непроизвольного течения внутренних психических состояний, свои внешние действия мы можем совершать и комбинировать произвольно в любой последовательности.

Эти коренные отличия означают, что в слове мы имеем дело с новым кодом, т.е. с иным способом сообщения информации о реальности, чем образы. Сущность этого кода заключается в том, что он прямо соответствует тем значениям, которые на образном уровне выражались лишь косвенно — через отношения представлений. В частности, как мы видели, к таким значениям принадлежат некоторые отношения вещей и явлений, их отвлеченные свойства и действия и т.д.

В коде образов, отраженном в иероглифе, такое отвлеченное свойство или состояние, как мир, спокойствие, требовало для своего выражения определенного сочетания (отношения) образов: например, женщина чинно сидит под крышей дома. В коде слов это же значение прямо выражается определенным звуковым или графическим знаком — звучанием слова «мир» или слова «спокойствие». Аналогично, например, причинно-следственная связь между молнией и громом на образном уровне требует для своего выражения како-го-нибудь сочетания образов — все равно, будь то представление Ильи-пророка, который катит на колеснице по небесной мостовой, высекая из нее с грохотом исг кры, или образ двух туч, которые, с грохотом сталки) ваясь, высекают огонь и т.д. В коде слов то же самое отношение прямо обозначается словом «причина» («молния причина грома») или «следствие» («гром следствие молнии»). Таким образом, само отношение выделяется сознанием, фиксируется психикой. И не требуется уже для его сознавания и закрепления представлять себе какие-то иллюстрирующие ситуации, создавать специальные соответствующие символические сочетания или переосмысливания образов.