Бетти Фридан - Загадка женственности[«The Feminine Mystique»]

Ни газеты, ни журналы не вынесли в заголовки растущее беспокойство психиатров относительно проблемы «зависимости» американских детей, маленьких и уже взрослых. Психиатр Дэвид Леви в известном исследовании, посвященном «чрезмерной материнской опеке», изучил двадцать историй болезней, в которых матери довели своих детей до патологии «чрезмерной материнской заботой, потворствуя их слабостям и желаниям, воспитывая в них инфантилизм». В работе описан типичный случай двенадцатилетнего мальчика, у которого «в одиннадцать лет была детская истерика, когда мать отказалась намазывать для него хлеб маслом. Кроме того, он все еще требовал, чтобы ему помогали одеваться… Он четко обозначил свои требования в жизни, заявив, что мать будет намазывать ему хлеб маслом до тех пор, пока он не женится, после чего это будет делать его жена…»

Все эти матери, согласно физиологическим показателям, таким, как менструация, наличие молока в груди, и другим, более ранним показателям «материнского типа поведения», обладали очень сильным женским и материнским инстинктом, если так можно выразиться. Восемнадцать женщин из двадцати, как утверждал сам доктор Леви, были целенаправленными, отвечающими за свои действия и агрессивными; «активность или агрессивность в поведении женщины, отвечающей за свои поступки, рассматривалась как признак ярко выраженного материнского типа поведения. Эти признаки уже с детства характеризовали жизнь восемнадцати из двадцати вышеназванных чрезвычайно заботливых матерей». Ни в одной из них не было и намека на подсознательное неприятие материнства. Что же послужило причиной того, что эти двадцать женщин с таким сильным материнским инстинктом (очевидно, что сила и даже агрессивность в данном случае не относятся к мужским качествам, поскольку сами психиатры считают их показателями материнского инстинкта) вырастили таких патологически инфантильных детей? Причина только одна: «ребенок служил средством удовлетворения совершенно ненормального стремления любить». Эти матери прихорашивались, как это обычно делают жены для мужей или девушки перед свиданием, подмазывали губы помадой, ожидая прихода сыновей из школы, потому что вся их жизнь была сосредоточена на детях. Большинство из них, по мнению Леви, мечтали сделать карьеру. Чрезмерная материнская опека» детей была следствием силы этих матерей, их внутренней женской энергии, делавшей их ответственными, целеустремленными, активными и даже агрессивными, что и приводило к развитию патологии в детяx, поскольку «другие пути самовыражения» для их матерей были закрыты.

Очень часто эти матери в свою очередь имели властную мать и покорного отца, а их мужья тоже были послушными сыновьями властных матерей. Пользуясь терминологией Фрейда, можно сказать, что в их жизни было слишком много комплекса кастрации. И сыновья, и матери на протяжении многих лет проходили интенсивный курс психоанализа, который, как надеялись, сможет разорвать этот замкнутый круг. Но когда через несколько лет после первоначального исследования ученые проверили этих женщин и детей, то выяснилось, что результаты были не совсем такими, как ожидалось. В большинстве случаев психотерапия не оказала должного воздействия. Но некоторые дети удивительным образом избавились от патологии и выросли вполне нормальными людьми. Однако это произошло не благодаря проведенному лечению, а в связи с тем, что в результате определенных обстоятельств у их матерей появились свои интересы в жизни и они предоставили детям возможность жить, своей жизнью. Кому-то из детей удалось вылечиться, потому что они сами смогли создать круг своих интересов, который их матери не допускались.

Социологами были найдены и другие ключи к решению проблемы взаимоотношения матери и ребенка в Америке, которые не связывались с загадкой женственности. Социолог по имени Арнольд Грин почти случайно обнаружил другую взаимосвязь между чрезмерной материнской любовью или отсутствием таковой и неврозами.

Оказалось, что в одном из промышленных городов штата Массачусетс, в котором вырос Грин, целое поколение детей воспитывалось в таких условиях, которые должны были бы нанести им большую психологическую травму. Это были условия иррациональной, мстительной, даже жестокой родительской власти и полного отсутствия «любви» между родителями и детьми. Родители, польские эмигранты, старались силой навязать своим детям строгие старомодные правила поведения, которые те не принимали. Насмешки, злость и презрение детей заставляли сбитых с толку родителей обращаться к «мстительной, иррациональной личной власти, которая, однако, уже не действует на детей, имеющих свои планы и надежды на будущее».

«Находясь в ужасном озлоблении и страхе полностью потерять контроль над своими американизированными детьми, родители стали без разбора широко пользоваться кулаком и кнутом. Звуки ударов, вопли, крики раздражения, стоны муки и ненависти стали настолько привычными в бесчисленных рядах ветхих фабричных домов, что прохожие почти не обращали на них никакого внимания».

Казалось, вот они — семена будущих неврозов, как представляли их себе родители, настоящие последователи Фрейда в Америке. Но к великому удивлению Грина, когда он вернулся в город и в качестве социолога провел обследование, то выяснилось, что в польской колонии, где, согласно учению, неврозы должны были бы расцвести пышным цветом, он не обнаружил ни одного случая освобождения от армии или отказа в ней служить по причине психического расстройства. При этом ни в ком из молодежи «не проявлялись чувства тревоги или вины, отсутствие адекватной реакции или наличие подавляемой враждебности, то есть все те симптомы, которые считаются характерными для основных невротических заболеваний». Грин был поражен. Почему эти дети не стали неврастениками, почему они не пострадали от жестокой, иррациональной родительской власти?

Они не испытали на себе той слепой болезненной материнской любви, которую навязали среднему американцу детские психологи. Их матери, так же как и отцы, целый день работали на фабрике, оставляя детей под присмотром старших братьев и сестер, они свободно бегали по полям и лесам и, когда могли, уклонялись от общения с родителями. В этих семьях главным была работа, а не личные переживания; «уважение, а не любовь связывало людей». Нельзя сказать, что проявления чувств полностью отсутствовали, замечает Грин, «но они имели мало общего с теми понятиями |любви между родителями и детьми, которые можно встретить в журналах для средних американок».

И тогда социолог понял, что, видимо, само отсутствие этой вездесущей слепой материнской любви является причиной того, что у детей нет симптомов неврозов, столь характерных для сыновей американцев среднего класса. Власть польских родителей, какой бы жестокой и иррациональной она ни была, «не затрагивала, — как выразился Грин, — существа личности ребенка». У польских родителей не было пи способов, ни возможности «растворить в себе его личность». Видимо, считает Грин, «отсутствие любви» и «иррациональная власть» сами по себе не являются причиной некрозов, они могут вызывать заболевания только в сочетании с «поглощением личности», то есть такой физической и эмоциональной опекой ребенка, которая ведет к рабской зависимости детей от родителей, что наблюдается среди белых коренных американцев среднего класса, живущих в городах и имеющих высшее образование.