Екатерина Михайлова - Я у себя одна, или Веретено Василисы

Громко и страстно — многие глуховаты, что поделаешь — они обсуждают какие-нибудь премьеры или вчерашние новости; их, впрочем, легко со­влечь с публицистического пути, спросив что-нибудь о профессиональном прошлом или вот об этой прелестной брошечке. Рассказы об общих знако­мых и коллегах бывают очень занятными и смешными, уважение к тем, кто делает свою работу первоклассно, — неподдельным, а пироги с луком и яйцом — настоящими пирогами с луком и яйцом. Они собирают свои "по­сиделки" вдохновенно и ревниво: кто что печет, кто чем удивит. Печень и поджелудочная, между тем, капризничают — да и ладно, не так важно съесть, как "потрепаться". Как они рассказывают неприличные анекдоты! Как толково и подробно передают кулинарные рецепты! Для меня совер­шенно очевидно, что секрет их достойной старости — в интересах, выхо­дящих за пределы семьи, отношений и даже бывшей карьеры. В способно­сти интересоваться чем-то, что не имеет к тебе прямого отношения. Их по­слушать, так Лондон состоит из одних музеев, а вчерашняя премьера ре­жиссера Эн безобразнее всякого теракта.

Это никак не противоречит практическому складу ума — вообще-то они своего не упустят и вовсе не наивные "институтки". Их записные книжки полны полезных телефонов ветеринаров, туроператоров, автомехаников и еще Бог знает кого. Спорт и "прикол" состоит в том, чтобы получить каче­ственный сервис по скромным ценам и рекомендовать понравившегося специалиста "своим". Все довольны и есть о чем поговорить, если с пре­мьерами на неделе бедновато. Каждая из них по-прежнему что-то делает впервые. Моя мама, например, села за компьютер в семьдесят два года, а когда я искренне восхищаюсь ее успехами, скромно говорит: "Просто мне нравится делать то, что я еще не умею". К слову сказать, она надела свои первые джинсы в шестьдесят, сварила первое варенье под моим телефон­ным руководством в шестьдесят восемь, а первый пирог испекла в семьде­сят. Так сложилось, что все эти навыки раньше были не очень необходимы, а джинсы на работу она носить не могла ну никак. Еще ей нравится поздно вставать и поздно ложиться — можно, например, поболтать по телефону в час ночи. О годах, проведенных на службе, мама говорит: "Просто я всю жизнь жила не по своему расписанию, а теперь живу по своему". Мне нра­вится сама идея: никогда — понимаете, никогда — не поздно начать жить по "своему расписанию".

Есть у американской поэтессы Дженни Джозеф стихотворение — даже до­вольно известное, я видела его первые строчки на стенке в метро во время какой-то заумной культурной акции. Называется "Предупреждение". Некая дама рассуждает о том, какие непотребства и свободы она сможет себе по­зволить в старости, когда уже не нужно ничем казаться.

Пенсию буду тратить на бренди,

летние перчатки и серебряные босоножки,

а говорить, что на хлеб не хватает.

Устану — сяду прямо на тротуар, а что?

Буду по мелочи приворовывать в магазинах,

срывать стоп-краны и своей клюкой —

ах, пардон, тростью —

пр-роводить по всем решеткам.

О, я отыграюсь за всю трезвость своей молодости!

Она заканчивает обещанием наконец-то научиться смачно сплевывать. И мы понимаем, конечно, о чем это: о свободе больше не думать о том, кто что подумает. О веселом, озорном воплощении все той же Бабы-яги: страшноватая, но обаятельная. Впрочем, это никоим образом не универ­сальный путь — их вообще не бывает.

К тому, что "смеркается медленно, но темнота наступает быстро", пригото­виться, наверное, вообще невозможно. Как сказала бабушка Раиса Григорь­евна как-то рано утром (ей было за восемьдесят): "Вот как смешно человек устроен: ну, казалось бы, жизнь прошла — а все просыпаешься и чего-то ждешь". Мне нравится это незатейливое замечание — так, между делом, расчесывая поредевшие седые волосы, она рассказала некий важный сек­рет. Урсула Ле Гуин сформулировала похожее наблюдение так: "Един­ственное, что делает жизнь возможной, — это вечная, невыносимая неуве­ренность: незнание того, что случится дальше". Поживем — увидим.

Счастье человеческое очень редко, наблюдать его очень трудно, потому что находится оно совсем не в том месте, где ему быть надлежит. Я это знаю.

Н.А. Тэффи

Про счастье тоже сказано так много и такими уважаемыми авторами, что даже как-то неудобно присоединять к этому свои соображения. Но бывает, что спрашивают: а вот скажите как психолог... И ладно бы речь шла о сча­стье вообще, тут, на худой конец, можно пофилософствовать; все-таки тема интригующая, все его так или иначе испытывали, но производить в про­мышленных масштабах не умеет никто. О женском счастье, сами понимае­те, философствовать приличным не считается, оно даже упоминается обычно с эпитетом "простое".

Однажды случилось так, что некая программа телевидения заинтересова­лась моими опубликованными "соображениями" по поводу женского сча­стья, сочтя их необычными и шокирующими, и пригласила поговорить на эту тему в эфире. Как только я увидела свою ведущую (молодую даму, у которой я по сюжету должна была быть "в гостях"), мы друг друга невзлю­били. В такие гости я бы не пошла ни за что на свете. Хозяйка тоже пред­почла бы принимать кого-нибудь другого, но работа есть работа. И у нее, и у меня. Так что кое-что общее у нас все-таки было, и разговору следовало состояться.

Передо мной сидело очень красивое, очень искусно сделанное, совершен­но равнодушное существо. Больше всего ее интересовало, не выбилось ли что-нибудь из прически, рука автоматически так и рвалась поправить и лишь усилием воли оставалась на месте. Перед ней сидела немолодая, не совсем ей понятная и приятная, совершенно чужая по духу тетенька, ко­торой нужно было вежливо задать соответствующие вопросы. "Что же вы посоветуете нашим телезрительницам?" "Боже мой, — думаю, — сейчас восемь утра. Наши телезрительницы то ли провожают детей в школу, то ли пулей вылетают на собственную работу, то ли стряпают завтрак для семьи, а может, и вовсе еще спят, если их график такое допускает. С какой стати они будут слушать советы совершенно постороннего человека на такую личную тему?" Но как-то я, тем не менее, выкручивалась, на вопро­сы более или менее отвечала, рассказывала какие-то, с моей точки зре­ния, занятные байки о счастливых женщинах. Оказалось, кстати, что знаю их довольно много.

Так я чуть не стала "специалистом по женскому счастью" и, конечно, зарек­лась браться за такие темы. И вот... нарушаю данное слово и все-таки рискну об этом немножко поговорить. Уж очень тема неизбежная. В конце концов, все так называемые женские проблемы и их решение так или ина­че упираются в этот вопрос. Счастья, большого счастья в личной жизни, как пишут в новогодних открытках, даже самых формальных, и успехов в работе, добавляют еще. И вам также, отвечаем мы.