Джеймс Бьюдженталь - Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

Некоторое время мы сидели молча. Не могу сказать, что мои слова значили для Хола. Он уставился в пространство.

Наконец, когда звонок возвестил, что пришел следующий па­циент, Хол встрепенулся.

— Да, да. — Он поднялся и надел плащ. — Да, Джим. Я поду­маю над этим. Спасибо, да?

И ушел.

Я сидел неподвижно, погруженный в свои мысли. Интересно, насколько банален образ — "люди поднимающиеся на гору"? Ка­ким-то образом он казался важным, по крайней мере, для меня. Но, кажется, это не произвело большого впечатления на Хола.

15 февраля

В последнее время я заметил, что стал активнее. Отчасти это происходило потому, что я чувствовал: это необходимо Холу, но отчасти было необходимо и мне самому. Был вторник, прошло более трех недель после сеанса, на котором я бросил вызов ощу­щению Хола, что он должен заботиться обо всех. Он все еще оп­лакивал крах своего всемогущества. Думаю, он не находил ни­каких преимуществ в том, чтобы быть человеком и брать на себя ограниченный груз. Я хотел попытаться вернуть его к контакту с его собственным опытом. Он избегал этого в последние недели.

Хол снова сидел в кресле, провалившись в него довольно не­уклюже, что очень контрастировало с обычной природной граци­ей его поз.

— Не думаю, что у меня в сознании имеется нечто особое, что я мог бы выразить, Джим.

— Он сел. Хол не казался ни печальным, ни сердитым, я не мог распознать, в каком он пребывает настроении. Я вспомнил, как он описывал свое "ожидание", и легкая дрожь пробежала у меня по спине.

— Хол, что происходит сейчас у вас внутри?

—Что-то... мрачное. Наверное, вы сказали бы так. Я имею в виду, что мне трудно понять и описать это вам. Кажется, у меня нет ясных мыслей, только — чувство, что сейчас у меня внутри какой-то "тайм-аут". Не знаю, как еще это назвать.

— Вы испытываете сейчас какие-то чувства, желания, стрем­ления или что-нибудь еще?

— Ничего, что я осознавал бы. Нет, не думаю. Я иногда... Хол остановился, казалось, размышляя.

— Иногда...

— Не знаю, что собирался сказать. Полагаю, иногда у меня бывают смутные фантазии... Нет, это не то, что я имею в виду. Как будто я перебираю старые картины в своем сознании и решаю, какие сохранить, а какие — вытолкнуть.

— Например?

— Например, как позапрошлой ночью, после того, как мы с Джун легли спать. Я только не знаю, почему... Хотя, может быть, и знаю. Мы некоторое время не занимаемся сексом, и, думаю, мое тело сожалеет, но мои чувства просто не проявляют к этому интереса. И, кажется, Джун не придает этому большого значения...

Он остановился. Я понял, как мало знаю о повседневной жиз­ни Хола, как мало может знать любой терапевт. Мы знаем так много о людях, с которыми работаем, намного больше, чем обо всех других, и все-таки очень мало. Я должен почаще вспоминать об этом. Это будет противоядием моим собственным импульсам к самообожествлению.

Я снова переключил свое внимание на Хола: он сидел с таким видом, как будто забыл, о чем говорил. Я почувствовал нетерпе­ние. Он пугает меня, когда становится таким неподвижным, та­ким (Хмм! Мне не хотелось произносить этого даже мысленно, верно?) таким мертвым. Мне не терпелось растормошить его. Я боялся, боялся этой его безжизненности; как будто медленно под­нимающаяся вода могла в конце концов затопить его, унести его.

— Чего вы хотите, Хол? Вот сейчас, когда вы сидите здесь в кабинете, какие желания вы можете обнаружить? Я имею в виду — внутри себя. Вы можете назвать какое-нибудь желание, мечту, стремление?

— Боюсь, что нет.

— Вы даже не попытались, Хол.

— Хорошо.

Он задумался, его лицо, казалось, слегка изменило неподвиж­ное выражение, которое в последнее время стало обычным для него.

— Не знаю, Джим, кажется, в эти дни у меня внутри просто ничего не происходит. Попробую еще раз.

Хол провел руками по лицу, словно желая проснуться.

— Попробуйте визуализировать это, Хол. Хол со вздохом пошевелился.

— Да, как я сказал, прошлой ночью я собирался спать, когда обнаружил, что думаю об одной из девушек, которую время от времени вижу в кампусе. Секретарша или кто-то в этом роде, немного старше студентки, но одета, как все девчонки. Знаете, без лифчика, мини-юбка, все, что теперь принято у молодежи и что так непохоже на те времена, когда мы были молоды. Девоч­ка, женщина, вероятно, лет двадцати пяти, симпатичная, с хо­рошей фигурой и в самой короткой юбке, какую я когда-либо видел. Наклоняясь, она не оставляет ничего для воображения. Молодежь принимает это как должное, но такой старикан, как я...

— Так что же такой старикан, как вы, Хол?

— О, я смотрю. Я еще не настолько далеко зашел, чтобы не смотреть. Думаю, это все, что я хочу делать, — просто смотреть. Но прошлой ночью, как раз перед тем, как заснуть, черт меня побери, если у меня не было фантазии насчет той девушки. По­лагаю, в старике еще теплится жизнь.

Я почувствовал почти физическое облегчение. Сексуальная фантазия Хола точно указывала на то, что в нем еще есть жизнь, а не только поднимающиеся мертвые воды. Я хотел поддержать эту искру.

— Что это была за фантазия?

— Познакомиться с ней, найти предлог увезти ее на уик-энд, сорвать с нее эту мини-юбку, лечь с ней в постель, ну и все про­чие подробности. — Он остановился с полуулыбкой на лице, бо­лее оживленный, чем последние пару недель. Затем улыбка угас­ла, и пустой взгляд снова вернулся на свое место:

— Но я ничего не собираюсь с этим делать. Все это не стоит беспокойства. Я хочу Джун, и получаю от нее намного больше, но мы так далеки. Не физически — эмоционально. Она не пони­мает, что со мной происходит, а я, кажется, не особенно стрем­люсь рассказать ей. У нее своя жизнь, свои проблемы, а у меня свои, и мы редко по-настоящему понимаем друг друга.

Он остановился, задумавшись, и на его лице появилось боль­ше оживления, чем минуту назад.

— Иногда я думаю, что мы должны развестись. Я не могу дать ей много, и у нее, кажется, не осталось ничего для меня. Наши дети в том возрасте, когда они переживают развод без особых про­блем. И тогда...

— Тогда... ?

— Тогда я мог бы... О, что толку дурачить самого себя? Оживление пропало, он обмяк в кресле. Я подождал, но, по­хоже, Хол и не собирался продолжать.

— Что случилось только что? Вы думали о том, что для вас мог бы означать развод, а затем вдруг внезапно провалились куда-то.

— О, ничего. Правда, ничего. Я просто прекрасно знаю, что это одни слова, просто болтаю языком. Не хочу строить из себя ребенка. Я не разведусь с Джун. Я не...

— Что не... ?

— О, не знаю. Полагаю, я собирался сказать: "Не сделаю ни одной из тех вещей, о которых обычно мечтал".

— Например?

— Например, участвовать в какой-нибудь исследовательской экспедиции. Вы не знаете, что это моя тайная мечта? Да, я все­гда воображал, что однажды буду настолько знаменит, что меня пригласят — или, по крайней мере, возьмут — в экспедицию в ка­кое-нибудь фантастическое место, например, в верховья Амазон­ки, или к истокам Нила, или в какое-нибудь другое романтиче­ское и потрясающее место. Знаете, я всегда думал, что увижу весь мир. Я имею в виду, что, читая о каких-то фантастических мес­тах — о Тимбукту, Афганистане или Сингапуре — какой-то частью сознания я думал: "Однажды я буду там, я это увижу". А сейчас я знаю, что этого никогда не будет. Возможно, я не увижу ни одно из этих мест.