Геннадий Аверьянов - Руководство по системной поведенченской психотерапии

В этом смысле критика концепции Л.С. Выготского, предпринятая в этом отношении М. Коулом, представляется по меньшей мере забавной.

Как известно, «свобода воли» представляется крайне сомнительной в бихевиоральных концепциях и практически системообразующей в гуманистической психологии. Очевидно, что обе крайности не соответствуют действительности.

Крайне показательно, что здесь Л.С. Выготский ссылается в этом месте на уже упомянутые выше взгляды Э. Кречмера на истерию, где наблюдается аналогичный, но обратный процесс: «второй аппарат» становится при истерии по сути «первым», а «первый» – «вторым».

Под «стимулом» Л.С. Выготский понимает «более или менее простое раздражение, непосредственно действующее на уже сложившуюся, все равно каким образом, рефлекторную дугу» (элемент «схемы»). А «мотив» он рассматривает как «сложную систему стимулов, связанную с построением, образованием или выбором одной из рефлекторных дуг». Отсюда очевидно, что «мотив» здесь – это рече-мыслительное образование (по Л.М. Веккеру), или вторичный образ (по И.П. Павлову). Причем это утверждение не противоречит положению об аффективной составляющей мотива, которая образована здесь сложным конгломератом «элементарных эмоций», поддерживающих целостность соответствующего динамического стереотипа («мотива»), «эмоций» как результата отношений различных динамических стереотипов этого уровня и «чувств», то есть собственно производных этого уровня психического.

Данный тезис одной своей частью («субъектом поведения») примыкает к «вещи к себе» И. Канта, а другой («тенденцией выживания») – к «воле» в философии А. Шопенгауэра. Поскольку же их считают аналогичными и даже тождественными, то очевидно, что если устранить некоторые пассажи А. Шопенгауэра относительно «бесцельности воли» (виртуальность цели или ее неопределимость не означает ее отсутствия), то в свете приведенных здесь положений в остальной части его теория (тезисы о «слепоте» и «неразумности» воли) не является противоречивой или хотя бы парадоксальной.

От определения Гиппократа – «благонравный философ» («iators philosohhos isotheos»), до требования К. Ясперса – «практикующий психотерапевт обязан быть философом », эта линия остается неизменной. Но лишь теперь, благодаря работе психотерапевтов и трудностям, с которыми им пришлось столкнуться, в полной мере осознано, что всякий человек является носителем своей «философии» (система «рече-мыслительных процессов», по Л.М. Веккеру), которая должна быть самым основательным образом реконструирована; в противном же случае об эффективности психотерапии приходится только мечтать.

Здесь правильно было бы вести речь о вегето-гуморальной активности, поскольку в процесс активно вовлекаются гормоны, продукты обмена. В частности, речь идет о симпатико-адреналовой системе (гормоны мозгового вещества надпочечников (катехоламины)), обмене сахара, инсулиновых реакциях и т. п.

Это обстоятельство является всеобщим для всего организма и приводит к тому, например, что защитная, по сути, реакция стресса может привести к страданию организма (дистресс). Иммунная система способна повреждать организм своего носителя (аутоиммунный процесс), а аффективные реакции приводят не только к мобилизации сил животного, но и к таким феноменам, как неоправданное с точки зрения целесообразности «сужение восприятия» при тревоге, неадекватности действий (парадоксальная и ультрапарадоксальная фазы торможения) и т. п.

Своеобразные попытки использовать концепцию стресса Г. Селье в объяснении психотерапевтического воздействия (эриксоновского гипноза) уже предпринимались доктором Э.Л. Росси, впрочем, учитывая метафизичность указанных разработок, их трудно считать удачными.

Авторы монографии «Интегративная медицина и экология человека» считают, что психоэмоциональное перенапряжение, вызванное стрессом, характеризуется тем, что в экстремальных для человека условиях происходит не торможение, а возбуждение нервных центров, которое принимает застойный характер, поддерживаемый эмоциональными переживаниями. Таким образом, фактически формируется «порочный круг» «стрессообразования». Авторы подчеркивают, что большую роль в поддержании состояния перенапряжения играет то, что наряду с возбуждением в коре возбуждаются подкорковые структуры и вегетативная нервная система, прямо не подчиненные деятельности сознания. В этой связи актуальность данного подраздела «Руководства», освещающего возможности воздействия на это поведение (поведение в отношении поведения), не вызывает сомнения.

Как писал А.А. Ухтомский, торможение в физиологии «только по внешнему виду может быть смешано с покоем».

Причем если в случае нападения напряжение так или иначе разряжается, хотя и неспецифично, то есть без учета первоначальной интенции («направленность от »), то в случае примирительных реакций разрядка и вовсе невозможна.

Еще И.М. Сеченов разрабатывал вопрос «мышечной чувствительности», ставший одним из стержневых в его работе «Элементы мысли», и указывал на принцип обратной связи, благодаря которому мышцы стали рассматриваться не только как рабочие органы, но и как органы познания внешнего бытия.

Положение усугубляется еще и тем, что можно было бы обозначить понятием «мышечной памяти»; в работе «О построении движений» Н.А Бернштейна подробно рассмотрены эти вопросы мышечных автоматизмов, связанных с эмоциональными реакциями.

П.К. Анохин принимал эту теорию, указывая, впрочем, что в ней прослежены только «периферические механизмы», а центральные («подкорковые») остались без внимания.

Речь идет об опытах д-ра Н.И. Красногорского по формированию у животного проприоцептивных условных рефлексов – у собаки при сочетании пассивного сгибания лапы в голеностопном суставе с безусловным слюноотделительным рефлексом. После выработки пищевого условного рефлекса на пассивное сгибание лапы не только это сгибание вызывало пищевую реакцию, но и, в свою очередь, возбуждение пищевого центра вызывало двигательную реакцию (сгибание лапы).

Ф. Штракк и его коллеги показали на эксперименте, что люди находят карикатуры более смешными, если держат ручку зубами (используя те же мышцы, что при улыбке), нежели когда держат ее губами (то есть с помощью мышц, не совместимых с улыбкой). Р. Армс и его коллеги сообщают, что канадские и американские поклонники футбола, борьбы и хоккея ведут себя более враждебно, выходя на улицу после соревнований, чем до них.