Андрей Курпатов - Индивидуальные отношения. Теория и практика эмпатии

Реален только наш психологический опыт. Реален и в этом смысле истинен. Что может быть истиной, если реальность ошибается?… И всегда надо помнить о том, что составляет реальность, доверять своему психологическому опыту, следовать ему. Только нужно убедиться, что он пришел изнутри, а не из-вне-изнутри.

Изнутри никогда не приходит содержание, содержание всегда из-вне. Если вы носитесь с идеей Бога, дьявола или жареной картошки – это пришло из-вне-изнутри. Если вы испытываете религиозное чувство безотносительно идеи Бога или радуетесь вкусу жареной картошки – это психологический опыт.

Мир поистине сложен, но организация индивидуальных человеческих миров даст ему фору.

Человеческий мозг склонен все упрощать. Конечно, проще принять, что все мы примерно одинаковы. Тогда не нужно задумываться над тем, кто ты есть, а тем более над тем, кто перед тобой. Это трудно просто постоянно удерживать мысль, что твой собеседник думает и чувствует иначе, не так, как ты. Это даже как-то странно принимать в расчет, что он основывается на каком-то ином, своем и совершенно не известном нам опыте, что руководствуется ценностями и целями, которые мы не разделяем или разделяем, но лишь отчасти, и о которых, вполне возможно, нам никогда не доведется узнать. Принимать все это в расчет – накладно, но необходимо.

Другая голова – это абсолютно другой мир. Желание взять и пересадить в чужую голову какую-то нашу, личную идею (мысль, соображение) – желание наивное и даже нелепое в каком-то смысле. Любые попытки осуществить его приведут к появлению мутантов. По крайней мере, без искажений тут точно не обойтись. И поэтому нам ничего более не остается, как заставить себя привыкнуть к этой мысли – другие люди мыслят иначе, и не просто иначе, но еще и по-другому, то есть другим способом. Если не привыкнем, будем вечно набивать себе шишки. Привыкнем, тогда узнаем, что такое уважение. А после придет и самоуважение, что немаловажно.

Наше мышление диалогично, и это заставляет нас думать, что то, что мы думаем, может быть с легкостью воспринято другим. Ну, разумеется, для этого нам придется сформулировать нашу мысль в словах… Наивные.

Весь фокус в том, что сами себя мы понимаем прекрасно. Вот я читаю то, что только что написал, и понимаю. Прекрасно понимаю. Но, стоп, секундочку… Я понял то, что написал до того, как написал, или после? Вероятно, до, то есть прежде, чем написать. Иначе, мне придется согласиться с мыслью, что я наделен даром автоматического письма, а до такого безумия я, к счастью, пока не докатился. Да, а вот нужные слова, чтобы выразить свою мысль, я нашел сразу? Нет, конечно, не сразу, я перед этим думал…

Вот в этом, собственно, и разгадка нашего фокуса. Мы понимаем себя до, прежде, загодя слов. И это всегда так! Сначала мы лишь ощущаем свою мысль, ухватываем ее суть и лишь вслед за этим формулируем ее в словах. И в этой, словесной форме, мы ее, разумеется, прекрасно понимаем. Но ведь в нас говорит то наше дословесное понимание, та, пойманная нами за хвост суть мысли, а не понимание этих слов, которые теперь ее обозначают. Вот поэтому мы и не можем, не в силах проверить, проконтролировать понятность для другого своей мысли, выраженной в слове.

Ирония в том, что и у нашего слушателя или читателя нет никаких сомнений в том, что он понял нас правильно. Слова-то ему понятны…

Когда, оценивая процесс нашего взаимного общения, я говорю, что ни один человек не понимает другого, я не являюсь ни утопистом, ни пессимистом, ни тем более фантастом.

Мы, конечно, понимаем друг друга. Но лишь настолько, насколько мы можем понять. Сколь бы святые ни рассказывали нам о святости, мы никогда не поймем, о чем они толкуют. Испытаем, тогда поймем, а пока не испытаем… даже и не уговаривайте.

Мы понимаем речь другого, исходя из своего понимания слов, которые он использует. Мысль, высказанная другим, выражена в понятных нам знаках, но неизвестных нам значениях. Помнится, один просил другого: «Принеси мне самое красивое яблоко!» Тот принес. А первый возмутился: «Ну я же просил желтое!»

Да и если бы только в этом была проблема взаимопонимания… Однако же, главное, мне думается, в другом. Главное, чтобы один человек не обижался на другого только за то, что тот не в силах его понять. Впрочем, если хотите почувствовать себя бесконечно одиноким, тогда, пожалуйста… обижайтесь.

Осмельтесь не думать, что вы должны выбирать.

Я знаю одного прекрасного философа, который просто требует от каждого из нас постоянной готовности к выбору и более того – к категоричности выбора. Но разве в отсутствие нашей готовности выбора не произойдет? Нет, рано или поздно это обязательно случится, даже если вы и вовсе не умеете думать, не то что принимать решение. Право, превратить выбор в идола – пустое занятие.

Выбор – это распутье, и что бы вы ни выбрали – вы выберете путь. Полагать, что вы, подумав, способны сделать правильный выбор, значит мнить себя пророком и прорицателем будущего. Если так, то – пожалуйста, лично я – пас. Мы даже не можем быть уверены в том, что видим перед собой все пути. Вернее обратное – мы можем быть уверены, что не видим всех путей. А какой интерес выбирать из малого?…

Выбор можно сделать лишь по наитию, по внутреннему ощущению. Выбор – это ответ на зов, свидетельство того, что нас по-настоящему ждут. Если же вы не чувствуете этого зова, какой смысл думать о выборе? Это все равно, что заказывать в ресторане изысканные блюда, не имея возможности их оплатить. Вы все еще считаете, что есть хоть какой-то смысл «думать о том, что вы должны выбирать»?…

Мне бы следовало повиниться… и, признаюсь, я делаю это часто. Я слишком требователен к жизни. И хотя нет ничего более глупого, абсурдного, нелепого и… неоригинального, но я бываю требователен к жизни. Важно, как мне кажется, понять главное: требование к жизни преграждает путь к ней, то есть лишает меня самой жизни. Именно в этом и глупость, и нелепость.

«Что вы хотите от жизни?» На этот вопрос есть лишь один ответ: «Жизни!» А там все приложится, сложится, в общем, там будет все, что будет, и только это представляет собой ценность, потому как оно есть . Не выдумано, не придумано, не надумано, а есть.

Если же начались требования, то, можно не сомневаться, мы вошли в зону отсутствия. Иначе бы требовать не пришлось. Требование всегда мое, от меня, а мир – он сам по себе, он не имеет к моим требованиям ровным счетом никакого отношения. И, как показывает практика, не хочет иметь.

Я могу потребовать от мира предоставить мне зеленую чайку и белый уголь. Такое требование, впрочем, кажется нам абсурдным, но как только речь идет о тех требованиях, которые мы предъявляем к другим людям, тут абсурдность наших требований теряет для нас всякую очевидность.