Андрей Курпатов - Философия психологии. Новая методология

Мы уже говорили, что «сущность является нам, овеществляясь» – это две стороны одного процесса. И если «овеществление» – это в большей степени, если так позволительно будет выразиться, предметная (или, шире, вещественная) его сторона, как бы «вещь в вещах», то «явление» – это отношение этой вещи с нами. Это отношение неповторимо, оно естественно, поэтому и эйдос – это всегда что-то живое, подвижное, изменяющееся, и, несмотря на его схожесть у разных людей, он у каждого свой относительно одного, казалось бы, предмета (основания). А.Ф. Лосев даже определяет эйдос через «лик», [168]чем (причем вовсе не акцентируя на этом внимание) подчеркивает его «живость» и одновременно подлинную индивидуальность.

Эйдос описывается принципом третьего: эйдос – это «со-бытие» нас (нашего познающего центра) и центра, являющегося внешним относительно нашего центра. Эйдос благодаря этому исключительно индивидуален. Нечто может быть только «для меня» (каждого из нас в отдельности), поскольку рождается в отношении со мной. Нечто не может быть для меня «не для меня», а «для другого», поскольку это опять же будет чем-то «для другого» – «для меня». А где происходит процесс явления? В отношении со мной, и, таким образом, эйдос оказывается индивидуальным, отражающим процесс явления в соответствии с принципом третьего, где первые две составляющие: овеществляющаяся и являющаяся сущность – первая, вторая – я сам. Эйдос, таким образом, это самое замечательное, самое светлое, красивое, живое, то, что нам по-настоящему должно быть интересно! Эйдос – это целостность нас и мира, и поэтому неспособность жить эйдетически словно бы отлучает нас от самой жизни.

Вне всякого сомнения, значительное число современных мыслителей может быть отнесено именно к этому мировоззренческому типу – не к материализму и не к идеализму, а к эйдологии. К такой системе миропонимания, где главное место занимает не предмет и не отвлеченная от реальной естественной жизни выдуманная абстракция, а отношение предмета и познающего в самом акте познания. Только эйдесизм обоснует возможность истинной индивидуальности, чего не может сделать ни один из прежних «лагерей». Только это миро-знание исходит из того, из чего, собственно, и исходит знание человека, а оно исходит из него самого, а вовсе не из материи, которая вне человека представляется вполне бессмысленной вещью, и не из идеальных конструкций Бога и Абсолюта, которые представляются без человека попросту невозможными.

Теперь мы определимся с механизмом гносеологического образования всех трех видов вещей – реальных предметов, эйдосов и идеалов (идей).

О первом механизме, правда, мы не будем сильно распространяться, а сосредоточимся на критике возможности наличия «реальных предметов для нас». В онтологии нами рассмотрена онтологическая система сущего, и там мы определили, что собственно реальные предметы и вещи находятся в реальности, которая, к сожалению, непосредственным образом нам недоступна за счет нашего же собственного гносеологического устройства, но которая вместе с тем рождается третьим в отношении нас с сущим как познающего с познаваемым. Здесь мы обратим внимание на то, каковы причины основных ошибок и допущений, которые делает человек (мы имеем в виду материалиста в нашем понимании), полагая, что то, что он видит, и является тем, что есть.

Во-первых, мы воспринимаем вещь через призму нашего способа существования (время, пространство, модальность и интенсивность), вовсе не интересуясь, насколько тем самым мы исчерпали эту вещь своим восприятием. Во-вторых, это, конечно же, барьер, установленный порождаемой нами «плюс-тканью», – этот феномен, казалось бы, при полной его идеалистичности, в значительной степени принадлежит сфере материализма, ведь это прежде всего имена вещей. Создание «плюс-ткани» – это не что иное, как способ привнесения в предмет того, чего он изначально не имеет, короче говоря, этот механизм опять-таки удаляет нас от реальности. Но и это еще, что называется, полбеды. В-третьих, угрожающе выглядит феномен индивидуальной реальности, который безапелляционно и с очевидной отчетливостью накладывает свой отпечаток на реальный предмет, точнее, видоизменяет его. Но в большей степени это уже касается не столько реальных предметов, сколько их имен, ведь именно они способны к идеалистическому росту.

Понять все указанные сложности можно, конечно, и прагматически, но предоставим это право – право провожатого нашего понимания – принципу отношения. В аналитической философии поднятые нами вопросы и трудности рассматриваются с завидным упорством и, надо сказать, подчас весьма успешно. Но все-таки допущений и там хватает. К примеру, предполагается, что есть имена, которые столь сцеплены с предметом, что можно отставить всякие сомнения относительно их возможной диссоциации, и что при произнесении этого заветного имени у всех людей с поражающим единодушием возникнет одинаковое представление.

Для примера такого имени используют слово «лев». За всех, конечно, не скажешь, но ведь многое зависит от контекста. Так, весьма характерными ассоциациями на это слово являются не только вышеуказанный хищник, но и черта характера, один общеизвестный историко-литературный персонаж, знак гороскопа, какие-то моменты из личной жизни и, наконец, на волне различных ассоциаций может всплыть даже образ Ф.Г. Раневской, исполняющей роль тетушки-домработницы в кинофильме «Весна»: «Лев – это я…»

Психософия полагает, что специфическое проявление принципа отношения в гносеологических системах субсубъекта и трисубъекта делает невозможным восприятие ими просто информации, то есть «просто информации» для них просто не существует. (Когда говорят: «Это только в качестве информации» – всегда рассчитывают на какой-то определенный эмоциональный резонанс, недаром после этих слов с завидным постоянством рассказывают или какую-то чрезвычайную сплетню, или пикантность, а то и гадость.) Всякая новая информация непременно оказывается в отношении со всем содержанием нашей гносеологической системы, что, конечно, некоторым образом искажает ее или, можно сказать, преломляет, но так или иначе в конечном итоге все-таки лишает ее первозданности. Так что по большому счету материализм с его якобы «девственными» именами для реальных предметов так же иллюзорен, как и идеализм с его опосредованно эмоционально-окрашенными псевдоинформативными образами отсутствующих предметов.

Вообще говоря, материализм с идеализмом подчас поразительным образом сближаются. Закрыто-системность материализма, а он закрытосистемен по той причине, что рожден интеллектуально (законы, константы, системы координат, постулаты), не может существовать без идеалов (беспредметных идей). Так механика стояла на идеалах абсолютного времени и пространства, которые были в свое время опровергнуты А. Эйнштейном, что, как известно, поколебало все здание физики. Сам А. Эйнштейн ввел понятие пространства-времени, практически четвертое измерение, но ведь это тоже идея… Так что гносеологическая близость этих якобы врагов и вечных спорщиков очевидна, а противопоставление их друг другу иногда кажется просто смешным.