Андрей Курпатов - Философия психологии. Новая методология

Но оставим это, поскольку нас в большей степени интересуют механизмы рождения голых идей (идеалов), их отношения с эйдосами, ну и, соответственно, их дифференциальная диагностика. Для конкретизации этого вопроса нам следует обратиться к механизму гносеологической диссоциации .

Иногда говорят: «А сейчас постарайтесь не думать». Всякий, кто пробовал последовать такому совету, знает, что это дело весьма непростое, а без предварительной медитативной тренировки подчас даже и невозможное. Но зато если мы все-таки добиваемся этого «ничегонедумания», то в придачу к самому «ничегонедуманию» мы получаем и какое-то очень своеобразное состояние, чем-то напоминающее просмотр киноленты с замедленной скоростью.

Это своеобразное ощущение, если нам позволительно относительно него подумать, разрастающегося настоящего, оно словно становится больше, шире, объемней. Так мы переживаем непосредственное нераздельное отношение с тем, что имеет место быть. Но стоит нам только чуть-чуть задуматься, и моментально это ощущение улетучивается. И мы сами словно бы отдаляемся от реальности, позволяя себе существовать сразу в двух параллельных мирах – того, что мы, грубо говоря, видим, и того, о чем думаем, даже если мы думаем то, что видим. Это и есть точка диссоциации . Точка диссоциации – это тот момент, когда некая первичная имманентная неопределенность, нераздельность, целостность во всей ее красе, то есть без ограничений, не знающая различий, сходств и тождеств, подобно пустоте (поскольку она не различима) разрывается, образуя два видимых и совершенно самостоятельных относительно друг друга потока: один – это все то, что вне нас, нашего первичного познающего центра, второй – это наш собственный гносеологический штаб, порождающий мысли, суждения, оценки, прогнозы и проч.

Перед точкой диссоциации существовал какой-то совершенно иной, невидимый процесс, он в корне отличен от постдиссоционных. Он подобен невидимому нами в пузырьковой камере физиков-ядерщиков фотону, который распадается на позитрон и электрон, а те, в свою очередь, уже оставляют в ней след, так что если несведущий наблюдатель увидел бы это действо, то был бы немало удивлен, поскольку ему бы показалось, что и позитрон, и электрон родились из пустоты. Положение человека затруднено в еще большей степени: мы не только не видим процесса до его диссоциации, но и из двух процессов, родившихся из точки диссоциации, мы видим лишь один – наше мышление (в самом широком смысле слова, то есть включая его содержание, а значит, и наше видение мира материи). Другими словами, после того как нечто, имеющее место и незримое нами, разделилось в точке диссоциации на два новых процесса: наше мышление (первый) и то, что вне его (второй), т. к. оно (второй процесс) вне нашего мышления (первый процесс), мы теряем возможность видеть и познавать этот второй процесс.

Теперь покажем эту мысль на банальном примере. Вы назначили кому-то встречу – ждете, вы не думаете о том, как он (тот, кому вы назначили встречу) едет или идет на нее, вас это не занимает, вам известно только одно – он должен быть здесь во столько-то. Но проходит назначенное время, ожидаемый вами человек не появляется, и вы констатируете факт: «Опаздывает». Проходит еще какое-то время (у всякого свое в зависимости от его терпения), и вы вдруг начинаете строить предположения – «транспорт», «необязательность как черта характера», «что-то случилось, потому что он никогда не опаздывает» и т. д. Этот момент и есть точка диссоциации. До того был непонятный, невидимый процесс, в который было включено все, что происходило, без какой-либо дифференцировки, но вот что-то случилось, мысль оторвалась от реальности и пустилась в предположения, чем смелее и самоувереннее предположение, тем больше угол расхождения вас и реальности («Где ты шлялся, я все морги обзвонила!» – «Извини, засиделся в библиотеке»). Причем наше волнение (обида, досада и что-то там еще) – стопроцентное доказательство того, что мы действительно пребывали в иллюзорной реальности нашего, грубо говоря, воображения, будучи оторваны от мира реальных событий.

Это был мир идей, голых идей, не имеющих под собой никакого реального основания, они сами не имели никакого отношения к реальному положению вещей, познание реальности было нам недоступно, но сознание не допускает «белых пятен». Такие процессы протекают постоянно, но они просто не воспринимаются нами так серьезно, а поэтому и не замечаемы нами. Мы постоянно сильно или не очень, но разорваны, диссоциированы с реальностью.

С позиции новой методологии мы в таком случае всякий раз имеем дело со смещением точки обзора – этот феномен уже был нами рассмотрен в предыдущих публикациях, здесь же для пущей ясности мы уподобим его первичному познающему центру, то есть той первичной единице нас, которая самым непосредственным образом осуществляет процесс познания нами. Точка обзора определяет, таким образом, самого познающего, возможности его познания, она определяет то, каким образом он преломляет познаваемое в собственных гносеологических структурах и проч., и проч.

Если точка обзора находится в нас, то наше познание максимально достоверно, пусть хотя бы лишь для нас самих (ведь это мы сами познаем), поскольку невозможно себе даже представить более достоверного познания! Но кому как не психологам знать, насколько человеку свойственно смещать свою точку обзора и верить в то, что он знает, что другой человек чувствует, думает и т. п. А как человек любит давать советы! Советы – это то же самое смещение собственной точки обзора. Но что такое смещение точки обзора? Механизм, порождающий допущения, и только. Чтобы убедиться в этом, спросите себя: «Куда возможно сместить свою точку обзора?» – после чего станет понятно, что, сместившись, она становится ничем, так что сместить ее можно лишь в никуда. Вот вам и идеалы. Одними из самых сложных в психотерапевтическом смысле являются пациенты с ипохондрическими чертами – иногда создается впечатление, что их точка обзора утеряна безвозвратно. Смещена же она у таких пациентов, как правило, в гипотетическую болезнь. Ситуация поэтому здесь вдвойне сложная, поскольку мало того, что само смещение точки обзора начинает с умопомрачительной интенсивностью производить на свет идеалы («неблагоприятные прогнозы», «неэффективность лечения», «неквалифицированность врачей»), но и смещена она не куда-нибудь, а тоже в идеал (ведь «болезнь», которую выдумывает себе ипохондрик, тот же самый идеал)!

Ну и теперь следует сказать о главном.

Эйдос – это тонкое динамичное отношение процессов реальности, с одной стороны, и нашей познавательной способности, нашего познающего центра – с другой. Эйдос – живое отношение этих процессов: реальность постоянно убегает, словно отталкиваясь от нас, а мы словно постоянно нагоняем ее, но не успеваем дотронуться до беглянки, соединиться с ней, и она вновь оказывается уже на значительном удалении от нас. Если это отдаление оказывается критическим и возможность догнать ее с катастрофической скоростью уменьшается, то наше мышление в мгновение ока создает муляж этой реальности – идеал, пустую идею, «свято место пусто не бывает». Неосознанно мы очень боимся, что реальность покинет нас, мы не можем без нее, а разницы в том, истинна ли она (эта реальность) или иллюзорна, для сознания, как это ни парадоксально, нет! Идеал, таким образом, описывается некой экспоненциальной кривой, точнее, постдиссоционные процессы круто расходятся в разные стороны по соответствующим экспоненциальным кривым, не оставляя ни малейшего шанса на последующее воссоединение.