Джеймс Холлис - Обретение смысла во второй половине жизни. Как наконец стать по-настоящему взрослым

То, что не было сформировано в семье происхождения и что, по всей видимости, невозможно восполнить, обратившись к массовой культуре, становится персональной задачей для каждого из нас во второй половине жизни. Сбросить тиранию истории – предприятие поистине героическое и задача, которая так или иначе встает перед каждым из нас, независимо от силы сопротивления прошлого. Мне вспоминается один человек, одаренный учитель. Бремя семейной истории, а также борьба за существование вынудили его много лет изучать юриспруденцию. Он пришел ко мне в состоянии крайней подавленности. В своих снах он видел один и тот же повторяющийся мотив: он тонет или же отчаянно борется под водой. Эти сны позволили предположить, что образы бессознательного настоятельно пытаются привлечь к себе внимание. Свою повседневную обстановку он охарактеризовал как изнуряющую и выматывающую силы: словно бы ему постоянно приходилось брести в вязкой жиже, притом что он старательно, с чувством долга выполнял свою работу.

Сложность заключалась в том, что он должен был сам увидеть и понять, как с течением времени все больше отдалялся от того, что любил, в угоду ожиданиям родителей и супруги. Да, пришлось набираться смелости и все-таки оставить куда более прибыльный мир адвокатуры, к которому он успел уже привыкнуть, и вернуться к куда менее доходному учительскому поприщу. Однако у него получилось создать свою частную школу, и в итоге все вышло не так уж плохо. Его изначальной психологической задачей было установить, какие источники удерживали его от подлинного призвания, на которое указала душа, а не родители, культура или интернализированные комплексы. Далее встала задача окончательно порвать с прежней карьерой, что грозило значительно ограничить семейный бюджет, а также выдержать неодобрение семьи. Остается только гадать, как его жена и всё семейство верили, что жизнь с вечно угнетенным сыном и супругом можно назвать семейным счастьем. Если наша работа не служит опорой для души, тогда душа все равно найдет способ, как заставить платить по счетам. Там, где мы остаемся безучастными к задаче души, можно ждать того, что на сцене повседневности обязательно даст о себе знать та или иная патология.

Мы можем выбирать карьеру, но не выбираем призвание. Это оно выбирает нас. Выбрать то, что выбирает тебя, – это свобода, спутником которой станет чувство правильности и внутренней гармонии даже в конфликтном мире, невзирая на отсутствие внешней поддержки, и ценой значительных личных затрат.

Слишком часто мы продолжаем обслуживать программу первой половины жизни, когда душа уже обратилась к программе ее второй половины. В первой половине жизни есть место для порывов, для амбиций Эго, которые зовут нас отбросить страх и сделать шаг в открытый мир. Как мы уже видели, основная задача первой половины жизни – выстроить чувство сильного Эго, достаточное для того, чтобы вступать в отношения, соответствовать ожиданиям социальных ролей и самостоятельно поддерживать себя. Но мы склонны также излишне отождествлять себя с Эго и разнообразными внешними ролями. Как бы успешно они ни исполнялись, какими бы значимыми они ни были (а чаще всего их значение далеко от воображаемого), одной только эго-идентификации недостаточно, чтобы дать подлинное, а не сиюминутное удовлетворение душе. Уже Платон понимал риск этой подмены, когда двадцать шесть столетий назад своем в диалоге «Критий» вложил следующие слова в уста Сократа:

Стыдитесь, граждане Афин, что вы столь печетесь о том, как заработать побольше денег, превозносите свои заслуги и влиятельность, притом что истина и мудрость остаются у вас в небрежении, а исправление душ нисколько не заботит вас!

Рано или поздно это становится понятно каждому бизнесмену, страдающему от депрессии, каждой брошенной жене или разочарованной домохозяйке – подобные вклады, продиктованные первой половиной жизни, обязательно предадут во второй, какими бы благонадежными они ни казались в свое время.

Амбициозные устремления первой половины жизни черпают свою энергию из заряженных образов, иначе говоря от комплексов, полученных в наследство от семьи и культуры, при всем том, что те едва ли способны оказать человеку поддержку в его индивидуальной судьбе. Действительно, мощные комплексы способны вытащить нас из зависимого состояния в открытый мир. Однако, в конечном итоге, они же отвлекают и уводят сознание от заботы о душе. На комплексах, порожденных слабостью прошлого и его узкими критериями, базируется наша привычная система координат. Как следствие, она работает скорей на ограничение и сужение жизненной перспективы, чем на ее расширение. Нет сомнения, что всех нас, как детей от материнской груди, следует отлучать от наивного сна детства и летаргии иждивенчества. Но Эго скорей предпочтет безопасность, а не развитие, в конечном итоге не получая ни того, ни другого. Слова, которые Пол Фассел написал о бойцах на фронте, вполне применимы и к тем, кто находится на линии огня повседневной жизни:

Как бы ум ни притворялся, он все равно не способен снабжать достоверным знанием, легко отступая перед усталостью, гордостью, ленью и эгоистичным безразличием [30].

Только тогда, когда симптомы раскола между безопасностью и риском становятся достаточно болезненными, когда уже невозможно отмахнуться от них или приглушать антидепрессантами и когда фантазии Эго о своем суверенитете окончательно посрамлены, мы понемногу начинаем открываться для других возможностей.

Как ни печально, но люди по большей части продолжают оставаться в плену самоотождествления Эго с комплексами, притом страдая от того, что отказывают себе в широких возможностях жизни, и одновременно поощряя этот отказ. Если бы честолюбивые устремления молодости, во многом вполне достижимые, поистине служили душе, тогда бы нас окружало куда больше счастливых людей. Куда меньше было бы разводов, злоупотребления алкоголем и наркотиками, а нам ни к чему было бы выписывать такое множество антидепрессантов, если бы амбиции первой половины жизни продолжали работать и во второй. Незачем было бы создавать и культуру, во всем полагающуюся на эскалацию чувственности и каждодневные попытки отвлечься от глубокого несчастья. «Нам не удастся прожить вечер жизни, продолжая держаться программы ее утра, – заключает Юнг, – поскольку то, что было великим поутру, станет незначительным вечером, и правда утра жизни вечером уже будет ложью» [31].

Амбиции Эго так часто сосредоточиваются на материальных вещах, что даже исполнение желаний не оставляет после себя ничего, кроме усталости и апатии пресыщения. Случайно ли Данте отвел для чревоугодников один из кругов своего Ада? Ведь всем нам порой случается переедать. Возможно, он хотел сказать, что эти несчастные спроецировали духовную пищу на бездушную материю, обычное дело для нашей культуры, и такой конец для них, обманутых и неудовлетворенных, был вполне закономерен. (Прошу прощения за каламбур, но они действительно не поняли, чем действительно нужно кормить душу.) Тех, кто предавался похотям, ожидает огненный ров, ибо они сами ввергли свои тела в ненасытный пламень страсти. А материалисты, в предупреждение нашему материалистическому веку, получают материи с лихвой, и теперь им приходится беспрестанно катить огромные валуны. Определенно, нужно быть очень осторожным с тем, чего просишь: как бы оно потом не обернулось для нас тюрьмой. (Торо еще полтора века тому отмечал, что мы становимся пленниками абстракций, которые сами же создали. В заглавие самой длинной главы своего «Уолдена» он поместил слово «Хозяйство», порицая растущее порабощение экономикой, становившееся в те годы все очевидней.) На все грядущие века Данте запечатлел, как может выглядеть измена душе, убедительными образами тех, кто вверил жизнь материальному, но обманулся в своих ожиданиях. Вчитываясь в строки флорентийского изгнанника, понимая то, что он хотел сказать нам о своей эпохе и видя ее параллели с нашей, остается лишь сокрушенно признавать вместе с Мильтоном: