Тор Норретрандерс - Иллюзия пользователя. Урезание сознания в размерах

Рабби Хиллель создал свою формулу, когда язычник заявил ему, что он хочет изучить всю Тору — свод законов — «при условии, что ты сможешь научить меня Закону, пока я стою на одной ноге». Хиллель сказал ему: «То, что тебе не нравится, не делай другим — это и есть весь Закон; все остальное — комментарии, иди и учись!»

Хиллелю удалось сжать все десять моисеевых заповедей в одну формулу, которая сохраняет логическую структуру заповедей и их запретительную природу. Мораль — это вопрос того, чего нельзя делать. И опять-таки, это означает, что мораль — это не вопрос того, что человеку может захотеть сделать; мораль — это вопрос того, что человек делает.

Происхождение христианства тесно связано с отрицанием подобного способа мышления. В Нагорной проповеди Иисус говорит: «Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду… Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем… И так во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и предзнаменование».

Нагорная проповедь вводит ментальную этику: не только нельзя возлежать с женой соседа — нельзя этого даже желать. Нельзя даже воображать ее.

«Это подбросило Джимми Картеру несколько проблем», — рассмеялся Бенджамин Либет, вспомнив об одном из самых сумасшедших эпизодов американской политики. Кандидата в президенты Картера во время интервью для «Плейбоя» спросили, был ли он когда-нибудь неверен своей жене. Нет — но хотелось, ответил он. Это не согласуется с христианской культурой, и его утверждение вызвало целую волну протеста.

Второй момент в Нагорной проповеди — это золотое правило: поступай так, как хочешь, чтобы поступали с тобой — то есть указание того, как действовать, а не запрет на действие.

Христианство говорит, что мы должны поступать правильно и даже не думать о том, чтобы поступить плохо. Иудаизм говорит: нельзя делать то, что плохо. Христианский запрет касается желания поступить плохо. Иудаизм же относится к самому действию. Затем христианство добавляет, что поступать нужно правильно.

В свете теории вето Либета разница между иудаизмом и христианством выявляется очень четко. Если ваше сознание не имеет возможности контролировать потребность в действии (так как оно даже не знает о том, что такая потребность возникла), сложно сказать, каким образом мы тогда можем отвечать за свои потребности и мечты. Если знания, полученные Либетом в результате эксперимента, верны, то выполнение христианского запрета желать жену соседа или не хотеть прикончить своего босса может оказаться под угрозой. Ведь наше сознание не может контролировать наши желания.

Вы можете возразить: чтобы это сказать, не нужны никакие научные эксперименты. Но не будет ли это с вашей стороны простой легкомысленностью? История христианства — это во многом история греха и спасения, людей, которые борются со своими греховными мыслями, и вечных попыток не быть введенными в искушение. Уолтер Кауфманн говорит об этом так: «Христианство потерпело моральное поражение не потому, что христиане были христианами в недостаточной степени, а вследствие самой природы христианства». Христианству всегда удавалось заставить людей ощущать себя так, как будто их греховные мысли были их собственной личной проблемой.

И вот появляется еврейский нейрофизиолог и говорит нам, что согласно его теориям, сознание вообще не в состоянии контролировать желания, которые ему предлагаются.

Бенджамин Либет и его эксперименты с исключительной точностью указывают на различия между Старым и Новым заветом, между иудаизмом и христианством. Разница между тем, что мы можем делать и что нам позволено хотеть делать — это старая традиция европейской культуры.

Если сознательное «Я» не имеет возможности контролировать свое желание действовать, как мы можем осуждать людей, которые испытывают похоть каждый раз, когда видят жену соседа? Но именно это — контролировать — нам нужно делать согласно Нагорной проповеди.

Верно и обратное: открытия Либета также указывают и на проблемы иудаизма: что люди имеют право думать и чувствовать друг насчет друга все, что хотят — постольку, поскольку они не облекают это в действие. «Только действия, совершенные в реальности, могут иметь практическое значение для других людей», — так говорит Либет о том, насколько моральным будет позволять людям думать о других все, что им угодно. На практике значение имеют не ваши намерения, а ваши действия — это сущность иудейской этики. Но верно ли это? И каковы будут последствия, если нет?

Иудаизм может легко стать духовной лицензией на возникновение жестоких и злых чувств и желаний относительно других людей. Но если вы не действуете так, как не хотели бы, чтобы действовали по отношению к вам (или делали что-то, что противоречит десяти заповедям), то что бы вы ни думали или чувствовали — все ОК. Отсутствие кода ментальной этики в иудейской традиции может привести к той форме внутренней жестокости и злобности, которую изображает Шекспир в образе Венецианского купца.

И это допустимо, так как иудаизм говорит: на других людей влияют только действия. Но это попросту неправда, хотя с научной точки для подобной веры не было оснований вплоть до последних десятилетий.

Проблема заключается в том, что если такие вещи, как подпороговое восприятие и прайминг, действительно существуют, на самом деле мы знаем гораздо больше о том, что думают и чувствуют другие люди, чем знает наше сознание. И потому то, что мы думаем о других людях и ощущаем по отношению к ним, имеет значение, даже если наш сознательный здравый смысл говорит нам: мы никому не делаем ничего плохого, хотя в глубине души знаем, что они заслуживают хорошего шлепка.

Если бы на других людей оказывало влияние только то, что мы говорим и делаем, мы могли бы думать все, что угодно и чувствовать себя как угодно — это не имело бы никакого значения. Но подобная точка зрения на человека не соответствует реальности. На самом деле открытия Либета можно сравнить с бумерангом для иудейского восприятия морали: как раз потому, что наше сознание отстает, сложно контролировать, сколько наших мыслей смогут претвориться в действие.

Проблема иудаизма заключается в том, что он разрешает внутреннюю жестокость, которую сознание на самом деле не в состоянии контролировать, так как изнутри нас исходит гораздо больше, чем нам известно на сознательном уровне. К примеру, через язык тела. Проблема же с христианством заключается в том, что оно требует внутренней чистоты — но требует ее от нашего сознания, которое не имеет возможности управлять тем, что происходит в уме человека.