Том Райт - День, когда началась Революция. Казнь Иисуса и ее последствия

О чем это говорит? Быть может, это просто неверный титул? Или, как некоторые думали, Иисус был безобидным учителем, который оказался в неподходящем месте в неподходящий момент, когда римские солдаты выбирали для себя жертву? Считал ли он сам себя «царем»? Или все это кто-то придумал? Подобные вопросы игнорируют еще один надежный исторический факт: что во время своего краткого публичного служения Иисус из Назарета постоянно говорил о «Царстве Божьем», причем он связывал эту могущественную и чреватую бунтами тему со своими делами и своим учением.

Хотя современным интерпретаторам, внутри Церкви или вне ее, кажется неуловимой связь Царства Божьего в понимании Иисуса с ожиданиями древних евреев, а также, с другой стороны, его связь с необходимостью умереть, для меня обе эти связи очевидны. Иисус, несомненно, провозглашал, что Бог Израилев наконец воцарится в том смысле, в каком об этом ясно говорили древние пророчества в Псалмах, у Исаии, Даниила и в других местах. Это, несомненно, должно было выглядеть как призыв к бунту (и в каком-то смысле было таковым), а потому не могло не привлечь внимания встревоженных имперских властей. Хотя представления Иисуса о Царстве во многом изменились, потому что он читал эти древние тексты по-новому, в свете своего призвания, так что это вызывало больше вражды со стороны еврейских групп со сходной программой, чем подозрений со стороны официальных властей, таких как Ирод или римский правитель, все-таки Иисус пробуждал соответствующие ожидания. И мы не погрешим против истории, если скажем, что в том или ином смысле «Иисус возвещал Божье Царство и умер как претендент на роль Мессии». И все, что мы знаем об Иисусе, заставляет меня предположить, что он так же хорошо понимал эту связь, как и мы, и что он, через молитву и размышления над Писанием, стал видеть тут свое призвание .

Разумеется, нелегко судить о призвании других людей. Сердце и воображение человека глубоки и загадочны. Но если человек постоянно говорит определенные вещи и в подходящий момент совершает решительные и рискованные действия, которые точно соответствуют его словам, у нас есть надежное основание для суждений. И к надежным историческим фактам о смерти Иисуса относится то время года, когда он умер. Это случилось на Песах, в дни еврейской Пасхи, и очевидно, что Иисус сознательно выбрал это время. Он избрал для своего последнего и судьбоносного столкновения с Иерусалимом и его властями тот момент, когда все его соплеменники вспоминали об Исходе из Египта и молились Богу, чтобы он снова избавил свой народ, как и в те древние дни, и чтобы новый Исход был еще более великим, чем первый.

Это имело смысл. Приход Царства Божьего означал, что Бог наконец победит силы мрака, угнетающие его народ. Приход Царства Божьего означал, что Бог восстановит свой народ, спасет его, даст ему новую жизнь и новые задачи. Приход Царства Божьего означал, что, как о том говорит Исаия 52:7–12, сам Бог вернется к народу и зримо явит свою Славу. Все эти три темы окрашивали проповедь и дела Иисуса, его исцеления (в частности, изгнание бесов), его праздничные трапезы с изгоями и грешниками, призвание им двенадцати учеников (что явно указывало на восстановление народа Израилева вокруг Иисуса) и его притчи, которые говорили о том, как действует Бог, объясняя при этом, что делает Иисус. Несомненно, многие из этих вещей оставались непонятными – и по-другому и быть не могло. Нам не следует, проигнорировав исторические исследования, забыв об иудейском контексте и мессианском фоне, попытаться сразу перейти к Иисусу, который «считал себя Богом». Многие богословы и проповедники шли этим путем, из-за чего они даже не задавали себе важнейших вопросов и уж тем более не искали на них ответов, а также слишком легко обращались к совершенно иному повествованию. Но если мы соединим недостающие части паззла, мы ясно услышим отзвуки Исаии 52 во многих местах, особенно там, где во время своего последнего путешествия в Иерусалим Иисус рассказывает истории об отлучившемся господине – несомненно, указывая на долгожданное возвращение Бога Израилева после долгих лет изгнания.

Для наших же целей важно, что Иисус избрал Пасху , чтобы сделать то, что надо было сделать, и претерпеть то, что надлежало претерпеть. Это уже само по себе говорит нам, что он думал о драматичной кульминации своего служения, которое стало бы завершением древних историй – иными словами, он думал, что таким образом Бог Израилев станет царем. Контекст еврейской Пасхи и постоянные столкновения с враждебными силами – человеческими и другими – во время его публичного служения дают нам все основания предположить, что Иисус хотел совершить нечто подобное освобождению Израиля из египетского рабства, которому предшествовали столкновения с фараоном и его окружением и «казни», насланные на Египет.

Нам не стоит искать точные типологические соответствия между элементами рассказа об Исходе и делами и словами Иисуса. И если этим заняться, можно упустить из виду главное. Важно, что весь пасхальный контекст придает смысл всему событию, которое было на уме у Иисуса, когда он в последний раз отправился в Иерусалим. «Свобода – сейчас! Царство – сейчас!» – вот о чем говорила еврейская Пасха.

Похоже, именно об этом хотел заявить Иисус или, точнее, о н верил, что именно это произойдет . Он пришел не с какой-то новой теорией, которая бы увлекла умы людей. Он провозглашал, что сейчас происходит и вот-вот совершится нечто такое, что сделает свободу и Царство реальностями в новом смысле слова. Он начинал революцию.

То, что он делал в Иерусалиме, говорит именно об этом. Его драматическое действо в Храме само по себе можно было бы интерпретировать по-разному, что и происходило. Когда люди пытались превратить движение Царства Божьего в «религию» Иисуса, они видели тут попытку очистить «религиозных» вождей, противостоять коммерциализации и тому подобное. Все это достойные и порой необходимые вещи, но они не имеют практически никакого отношения к той новой Пасхе, неповторимому моменту Исхода.

Если же рассматривать храмовую акцию Иисуса (Мк 11:12–18) в контексте Песаха, мы сразу же вспомним о столкновении Моисея с фараоном. И эта связь станет еще сильнее, если мы добавим сюда сказанное Иисусом о скором разрушении Храма (Мк 13:1–31 и другие места), что перекликается с библейскими пророчествами о падении Вавилона. В частности, если понимать действо в Храме как предсказание о его скором разрушении в стиле Иеремии (эта параллель наиболее очевидна), можно понять, что Иисус как бы говорит: Бог Израилев, вернувшись к своему народу, найдет Храм непригодным и создаст нечто иное вместо него.