Том Райт - День, когда началась Революция. Казнь Иисуса и ее последствия

Итак, добро [Закон] стало для меня смертью? Отнюдь нет. Но стал ею Грех, чтобы он был явлен как Грех, причиняя мне смерть чрез добро, чтобы Грех чрез заповедь стал грешным выше всякой меры.

От чьего лица тут ведется речь, когда Павел говорит «для меня»? Первое лицо в Римлянам 7 – это литературный прием, позволяющий ему рассказать историю жизни Израиля под Торой . Он не хочет использовать третье лицо, как если бы речь шла о «них», о каких-то «других» людях, чужих для него. Это его история – не в строгом автобиографическом смысле, но в том смысле, что он, Павел, верный иудей, принадлежит к тому же Израилю «по плоти» (это, разумеется, усиливает напряженность главы 9, но речь у нас сейчас не о том). Он размышляет тут как тот, кто поверил, что распятый Иисус есть Мессия Израиля . Только в свете Иисуса можно пересказывать историю Израиля таким образом. Только в свете Иисуса он может, оглянувшись на нее, понять, что дарованная Богом Тора усилила «Грех» и что таков был замысел Бога о ней с самого начала . Вот что означают союзы «чтобы» в 5:20 и (дважды) в 7:13.

Какой же скрытый замысел Бога стоял за этой странной на вид историей? Как мы видели, после Римлянам 5:12 Павел заговорил о «Грехе» в единственном числе, о «Грехе» как силе или власти, которая вошла в мир и в конечном итоге в нем воцарилась («царствовал Грех в смерти» 5:21). «Грех» тут, вероятно, не сумма людских дурных поступков, но силы, которые разбушевались из-за идолопоклонства и порока, – власть, данная человеку, которую тот, однако, передал через идолопоклонство ложным богам. Павел использует слово «Грех» как персонификацию этого всего. Порой кажется – по крайней мере, в 7:7–12, – что слово «Грех» мы могли бы заменить словом «сатана» или увидеть в нем хотя бы змия из Книги Бытия 3. Как бы то ни было, в Римлянам 7 Павел рассказывает две истории: историю Адама и историю Израиля, – сплетая их, чтобы показать (как это часто бывало в иудейской традиции), как сильно они перекликаются одна с другой. Он хочет сказать главным образом то, что через Тору Израиль повторил грех Адама .

Павел не был знаком с известным высказыванием Марка Твена: «История никогда не повторяется, но порой она рифмуется», – но сам говорит именно об этом. (Как мы видели во второй части, для еврейского мира древности проводить параллели между Книгой Бытия 1–3 и дальнейшей историей Израиля было естественным делом.) Когда Израиль получил Тору, он повторил грех Адама и Евы, только в больших масштабах. Быть может, именно из-за таких масштабов Павел в 5:12–8:4 показывает «Грех» как власть: это Грех на стероидах, «Грех», ставший мощью, выросший, действующий в полную силу. Бог давал заповеди. В Эдеме он сказал: «Вы не должны вкушать от древа»; в Торе же написано: «Не пожелай». В обоих случаях заповедь предоставила Греху уникальную возможность. «Грех, – говорит Павел в 7:11, – обманул меня чрез заповедь и убил чрез нее».

И после того, в 7:13, он делает еще один решительный шаг. Как и в 5:20, речь тут идет о замысле Божьем. Когда мы говорим: «Бог дал Закон, чтобы справиться с Грехом», – обычно мы подразумеваем под этим такой смысл: «Бог дал Закон, чтобы показать людям, что такое Грех и как его избежать». Но Павел имеет в виду совершенно иное. Бог дал Закон, чтобы … Чтобы что? Зачем было показывать, каков Грех, и позволить ему стать «грешным выше всякой меры»? Ответ, как и в 5:20, заключается в том, что Бог намеревался совершить дальше. Но прежде того Павел желает показать, какой странной двойной жизнью живут те, кто – подобно ему самому в прошлом – пребывают «под Законом», наслаждаясь этим Законом Бога и в то же время понимая, что он их осуждает:

Ибо мы знаем, что Закон духовен, а я из плоти, продан в рабство под власть Греха. Я ведь не понимаю, что делаю; ибо не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то творю. Если же творю то, чего не хочу, я соглашаюсь с Законом, что он добр.

Но тогда уже это не я совершаю, но живущий во мне Грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе. Ибо желать добра я могу, но совершать добро – нет. Ибо я творю не то доброе, которое хочу, но злое, которого не хочу, это делаю. Если же я делаю то, чего не хочу, то уже не я это совершаю, но живущий во мне Грех (7:14–20).

Этот отрывок, несомненно, перекликается с опытом любого человека, который когда-либо предпринимал серьезные попытки следовать нравственному закону. Несомненно и то, что данный текст с его структурой перекликается с нееврейской моралистической традицией. Но главная цель этих слов не связана ни с тем, ни с другим. Павел не хотел тут дать описание обычной жизни христианина или обычной жизни до обретения веры. Он не описывает какую-то стадию духовного опыта, как бы говоря: «Вот как человек чувствует себя в определенный период», – даже если это справедливо. Он показывает, как замысел Божий осуществляется в крайне двойственной природе Израиля под Торой . Израиль принял Закон, верно понимая, что это устав завета, но увидел, что Закон только лишь явил «Грех» и помог последнему разрастись без меры. Это может показаться странным. Но Павел утверждает, что именно это входило в намерение Бога с самого того момента, когда он дал Закон народу, который – о чем снова и снова говорят и сами Писания Израиля – был склонен к бунту, идолопоклонству и грехам.

Но зачем? В чем тут суть дела?

Когда мы читаем этот отрывок в свете «завершения изгнания» и «прощения грехов», как эти вещи понимали первые христиане, мы можем разгадать смысл сказанного Павлом. Продолжительное «рабство» Израиля, «продолжающееся изгнание» Даниила 9 и многих других текстов, было не просто долгим и безотрадным временем ожидания. Это было тем временем, когда странная сила по имени «Грех», темная сущность, обретшая власть из-за идолопоклонства человека, сильнее всего терзала именно народ Божий. Он был в плену, в рабстве у Вавилона и его преемников, а также у стоящих за ними злых сил. Бог же через Тору собирал в Израиле «Грех» в одном месте, чтобы его можно было осудить . Если уж кто-то хочет искать в Новом Завете явное учение о «заместительном наказании», он найдет его тут – но оно стоит не в рамках нарратива «договора дел», где разгневанный Бог хочет обязательно кого-то наказать, чтобы можно было «попасть на небо», но в рамках идеи о завете призвания с Израилем и через Израиль, такого призвания, в центре которого стоит Мессия и которое наконец люди снова могут осуществлять:

Итак, нет теперь никакого осуждения для тех, кто в Мессии Иисусе! А почему? Потому что закон Духа жизни в Мессии Иисусе освободил меня от закона греха и смерти.

Ибо Бог совершил то, что Закон (бессильный из-за плоти человеческой) не мог сделать. Бог послал Своего Сына в подобии плоти греха и как жертву за грех и именно в этой плоти осудил Грех для того, чтобы правильное и верное решение Закона исполнилось в нас, не по плоти живущих, но по духу (8:1–4).