Григорий Дьяченко - Искра Божия. Сборник рассказов и стихотворений для чтения в христианской семье и школе для девочек

Совершился наконец парадный сговор. Редко кому случалось видеть в жизни такое блестящее собрание. На сговоре была вся царская фамилия, все чужестранные посланники, вся знать; столько было гостей, что их едва вмещал обширный дом Долгоруких. Невесту одарили: кто дорогими серьгами, кто часами с бриллиантами, кто другими драгоценностями. Богатство Долгоруких было несметно, и «руки мои, – рассказывает княгиня, – не могли бы забрать всех подарков, если бы мне не помогли принимать их». Когда стали разъезжаться гости по Москве, на их пути зажгли смоляные бочки, а около дома стояла громадная толпа народу.

– Слава Богу! – кричали в толпе. – Отца нашего Бориса Петровича дочь выходит замуж за важного человека. Теперь-то наделает она вволю всем добра.

Но счастье длилось недолго: всего двадцать четыре дня. В сочельник, 24 декабря 1729 года, было обручение, а 18 января 1730 года неожиданно скончался Государь Петр II Алексеевич, заболев оспой. С его смертью круто изменялось положение Долгоруких.

Страшно подействовала на Наталью Борисовну смерть Государя. Просыпается она 19 января счастливая, веселая, выходит пить чай и видит в столовой всех своих родственников. Она знала, что Государь болен, но не предполагала несчастья. Заплаканные глаза родных, ответы, которые ей давали неохотно на ее вопросы из желания скрыть от нее горе, выдали их. Не раз слыхала она прежде, как при перемене царя в иноземных государствах гибли в ссылках и казнях прежние царские любимцы; она горько заплакала, предвидя недоброе. Напрасно старались утешить ее родные, суля других женихов – и знатных, и богатых. Но она и слышать не хотела о том, чтобы, дав слово в счастье, отказать жениху тогда, когда он терял всё. Вечером приехал к ней Иван Алексеевич, горько жаловался на свое несчастье, рассказывал о последних минутах дорогого покойника, как он с ним разговаривал, как прощался. И плакали оба, жених и невеста, и клялись, что разлучит их одна смерть.

Все друзья и знакомые стали избегать их, сторониться их, заискивать перед теми, кого прочили в новые любимцы. Лучше не родиться, чем быть превознесенным случаем, обстоятельствами, а после пасть так же легко, как и возвыситься.

На престол вступила герцогиня курляндская Анна Иоанновна.

Вслед за Анной Иоанновной приехал в Россию ее камергер [67] Камергер – придворный чин. , ловкий и честолюбивый курляндец Бирон. Он был человек жестокий и необразованный. Предвидя, каким несчастьем для всего народа будет его приезд в Россию, Долгорукие в числе условий, предложенных царице, поставили, чтобы она отнюдь не позволяла ему въезжать к ним. Понятно, какую злобу он должен был питать к Долгоруким, и недаром говорил публично: «Дома той фамилии не оставлю». Приехав в Москву и захватив в свои руки всю власть, он, простой конюх по происхождению, видеть не мог равнодушно верных слуг прежних государей. В самое короткое время он стал в такое высокое положение, что все целовали ему руки и чествовали как Великого князя. Не зная, к чему ему придраться, чтобы скорее сослать Долгоруких, он стал призывать к себе прежних их друзей, ласкал их, выспрашивал, как князья жили, не брали ли взяток. Но никто не мог сказать про них ничего дурного. Тогда он велел объявить, чтобы всякий, кто кем недоволен, подавал Государыне просьбы. Пошли доносы, наговоры, и положение Долгоруких с каждым днем становилось опаснее.

Так шло время до апреля. Невесело было графине. То жених приедет – вместе плачут, то всякие недобрые вести доходят. Кто говорит – в ссылку сошлют, кто – чины да ордена отберут; то неприятности дома. Брат и родные беспрестанно упрекали ее, что не отказывает жениху, которому грозили бедствия. Надобно было на что-нибудь решиться. Как ни откладывали дня свадьбы, но наконец, видя упорную решимость невесты идти на всё, что ни будет впереди, должны были его назначить. Пришел этот день. Проводить даже в церковь некому: никто из родных не едет, да и звать-то кто будет? Только две старушки, дальние ее родственницы, согласились поехать в церковь.

Надо было ехать венчаться верст за пятнадцать от Москвы, в родовое село Долгоруких Горенки. Там жили отец жениха да его братья и сестры, недружелюбно расположенные к невесте, и без того расстроенные ожиданием близких бед. Стала прощаться графиня со своими домашними и братьями, которые отпустили ее с горькими слезами, оплакивая, как покойницу. Поехала она со своими двумя старушками венчаться и, заплаканная, вошла из-под венца в дом свекра одна-одинешенька с мужем, потому что и старушки уехали домой. И хоть много было наприглашено гостей с жениховой стороны, но свадьба походила скорее на похороны, чем на веселый пир молодых.

Через три дня после свадьбы, только что молодые собрались ехать с визитами, вдруг приезжает чиновник и объявляет свекру Натальи Борисовны, что им указом Государыни приказано тотчас же ехать в свои дальние деревни и жить там впредь до нового распоряжения.

После больших трудностей и лишений приехали они наконец в свои деревни. Тут решились остановиться на отдых и зажили довольно спокойно. Только раз, уже на третью неделю стоянки, обедают все вместе в господском доме, окнами на большую дорогу. Кто-то взглянул в окно – видит: по дороге пыль столбом; несутся прямо к дому несколько телег, а позади коляска. Все бросились к окнам – видят: в телегах всё солдаты, более двадцати человек, а в коляске гвардейский офицер. Без чувств упала княгиня со стула, а когда опомнилась, видит: комната полна солдат. В ужасе ухватилась она за мужа и не отпускала от себя, чтобы только его с ней не разлучили. Никто толком не говорит, что случилось. Только по всему дому беготня и плач.

Вдруг офицер велит подавать кареты: хотят куда-то везти, а куда – ссыльные и не знают. Одно утешило княгиню: не разлучат с мужем. Офицер сжалился над ней и позволил, перед тем как садиться в карету, сходить за вещами в сарай, где была спальня молодых, но не иначе, как под конвоем двух солдат. Кое-как собралась опять в путь Наталья Борисовна и уже потом только, в карете, узнала от мужа, что велено их везти в Сибирь, в маленький городок Березов, за три с лишком тысячи верст от Москвы, и там содержать под строгим караулом, никого к ним не пускать, ни их никуда, кроме церкви; что запрещено даже писать к ним и давать перья и чернила.

Так, в большом горе, доехали ссыльные до города Касимова, на притоке Волги Оке. Не было лица на княгине; даже родные ее мужа боялись за ее жизнь. Поместили на квартире всех вместе, уже не врозь, как прежде, а у дверей поставили часовых со штыками.

Так жили Долгорукие с неделю, пока готовили судно, на котором надобно было везти их далее уже водой.

Наконец судно было готово. Поехали. Ехали сперва по Оке до Мурома, а от Мурома до Нижнего и с Нижнего стали спускаться вниз по Волге, но ниже Казани свернули на приток Волги Каму да по Каме больше двух недель до города Соликамска, где наконец пересели на подводы.