Григорий Дьяченко - Искра Божия. Сборник рассказов и стихотворений для чтения в христианской семье и школе для девочек

Хотите ли вы на опыте видеть, как спасительно для души вашей терпение? Выслушайте, чтó рассказывает один праведный муж, который сподобился видеть те места, где покоятся по смерти святые. В одном славном месте он увидел некоего человека и спросил его: «Что ты делал в мире и чем заслужил такое место?» «Я был работником у одного злого человека, – отвечал тот, – и много терпел от него до конца жизни».

После он увидел другого человека в столь же славном месте и спросил его: «Ты чем занимался в мире?»

«Я долго был болен и терпеливо переносил свою болезнь».

Итак, вот что значит терпение. Терпеть так же спасительно для нашей души, как и заниматься спасением; переносить что-нибудь горестное так же полезно, как и делать добрые дела; удерживаться от слов оскорбительных для ближнего так же приятно Богу, как и славословить Его непрестанно.

В крепость Александрополь, на Кавказе, привезли раненого генерала Комарова. Уход был хороший, стал он понемногу поправляться, только рана на ноге не заживала. Доктора сказали, что надо взять кожу от живого человека и прирастить ее к больному месту. Своих сил у больного не хватало. Сестра милосердия Лебедева узнала про это и говорит докторам: «Вырежьте у меня кожи сколько нужно». Доктора согласились и вырезали у нее восемнадцать маленьких кусочков кожи: девять кусочков на правой руке и девять на левой. Пока резали, она не моргнула глазом. На другой день у нее сделалась лихорадка, а генерал скоро выздоровел и уехал в армию.

Сколько высокой христианской любви заключается в этом поступке сестры милосердия! Только Святое Евангелие может воспламенять людей к такой самоотверженной любви к ближним и Отечеству.

Было это в последнюю Турецкую войну. Ночью разгорелась перестрелка. Турки пошли на наши укрепления, еще издали оглушая нас ружейной трескотней и гамом. Выдержанные в огне солдаты наши спокойно ждали команды. Первый залп мы дали в упор, когда турки подошли шагов на двадцать-тридцать.

– Господи! Сколько смертей! Голубчики, болезные мои! – шептал сзади меня нежный голос.

– Зачем вы здесь, сестра? Сойдите! Нельзя, вас убьют.

Сестра меня не слушала. Схватилась руками за голову и шепчет молитву. Слышу, не за себя, а за нас.

Турок мы отбили и прогнали. На другой день они, озлобленные, стреляли по каждому из тех, кто приподнимал голову над валом. За валом слышались громкие стоны.

– Что это? Кто стонет? – спрашивала меня сестра милосердия.

– Турки, что вчера на наше укрепление шли. Их ранили, а свои подобрать не успели.

– Что же с ними будет?

– Будут лежать, пока не умрут.

– Да ведь подобрать-то надо? Нельзя так – ведь они мучаются.

Я повел сестру к валу:

– Стоит только поднять голову над валом, как турки стрелять станут. Видите?

– Всё-таки… Бог поможет. Братцы, ужели же им так и помирать?

Солдаты мялись. Кому охота на верную смерть идти?

– Душа-то в вас есть, голубчики? Православные, жаль ведь их!

– Жаль-то жаль, сестрица, да как выйти-то?

Тут смертушка.

– Помогите, милые!

Один турецкий раненый, как нарочно, метался у самого вала.

– Коли вы не хотите, я сама пойду. – И прежде чем мы успели опомниться, сестра была уже за валом.

– Что ж это, братцы? Ужели ж покинуть?

И старый унтер с Георгиевским крестом перескочил за вал. За ним еще перепрыгнули солдаты с носилками.

Ад поднялся. Пули засвистели отовсюду.

Сестра, не обращая внимания, наклонялась над кустарниками, отыскивая раненых турок. На лице ни малейшего страха, только побледнело оно, и глаза блестят.

К чести турок, они, как только заметили, зачем сошли наши, опустили ружья и выставили головы над валом. Видимо, они были удивлены.

– Мать милосердная! – говорили про сестру солдаты.

Сестра Раевская проснулась под мокрым шатром. Холодный ветер носился по влажной, утонувшей под туманами болгарской долине, кружился вокруг шатра, врывался под его трепетавшие полотнища, обдавал сыростью и стужей. В шатре, на соломе, спали сестры милосердия; слышались тяжелое дыхание, бред и стон во сне.

Сестра Раевская проснулась на рассвете. Еще недавно это была русоволосая девушка со свежим личиком. Куда делись ее волосы? Отчего так поблекло и так осунулось ее личико? Это не она, совсем не она. На днях с ней встретился ее петербургский знакомый и не узнал ее.

– Что с вами? – спросил он потом.

– Два тифа выдержала, и работа у нас знаете какая…

– Ольга Петровна, уезжайте скорее. Вы сделали слишком много, будет с вас – спасайтесь сами теперь.

– Меня и так посылают в Россию! Говорят, еще два месяца, и я умру здесь.

– Как легко вы говорите это!

– Притерпелась…

Да, притерпелись – и она, и все ее подруги. Подвиг их незаметен, только солдат унесет воспоминание о нем в свою глухую деревушку, – солдат, которого они отвоевали от смерти.

День зарождался в тумане, холодный и тусклый. Вдали разгоралась перестрелка… Мимо шатра проходили на боевые позиции солдаты.

– Сестра Раевская! Вы назначены в Россию, – говорит молодой врач, приветливо улыбаясь, – потрудились – и будет. Завтра надо выезжать. Только послушайтесь меня, уезжайте вы куда-нибудь подальше на юг: вам надо серьезно заняться собой. Вы женщина богатая, всё можете для себя сделать.

Раевская стала укладываться. Сестры прощаются с ней. Теплые, сухие комнаты, свежие постели, горячая пища грезятся им, как невесть какое счастье… Раевская поедет к сестре в Италию – та уж давно зовет ее к себе, на благодатный юг, на берег теплого моря. У них и солнце греет, и небо безоблачно – как хорошо там!

– Сестра, Степанов умирает – уже бред начался!

Раевская бросилась из палатки к умирающему. В стороне – шалаш из хвороста. Сюда сносили всех, кого отмечала гангрена своей страшной печатью, отсюда один только выход – в могилу. Сестра Раевская пошла сюда, она не боялась заразы и не раз просиживала над умирающими дни и ночи.