Григорий Дьяченко - Искра Божия. Сборник рассказов и стихотворений для чтения в христианской семье и школе для девочек

Наконец, еще одним из лучших украшений для молодежи служит трудолюбие . Для себя ли работаешь или для другого, за деньги ли или даром, по обязанности или добровольно, нужно работать усердно и не тратить по-пустому ни одного часа. А у нас ведь как бывает? Делает для себя – делает усердно, хорошо и скоро; делает другому – без надзора работать не будет, но будет лежать или стоять, – нужен надсмотрщик. Нет! Кому бы вы ни работали, всё равно работа ваша должна быть честной, и она принесет вам честь, а ленивцам – позор и осуждение, если не наказание. Представлю пример. Раз, бывши за границей, зашел я далеко в поле и увидел там четырех работников, работавших около винограда. То были нанятые работники, при них не было надсмотрщика. Я вступил с ними в разговор. Они ответили мне несколько слов; но когда я хотел с ними побольше поговорить, то мне старая женщина сказала: «Извините, мы на работе и не имеем времени болтать». Так дорого ценит немецкий работник час – не свой, а того, кто ему за него платит, хотя работает и без надзора. И тот, на кого он работает, знает, за что он платит, и потому не захочет и выходить для надзора, так как знает, что ему там не истратили напрасно ни одной минутки. Будьте и вы такими же верными работниками. И добро вам будет, потому что работа ваша будет иметь честь у каждого.

Когда увидишь прекрасную девицу, или женщину, или прекрасного юношу, немедленно вознесись к верховной, святейшей Красоте, виновнице всякой красоты земной и небесной, то есть Богу; прославь Его за то, что Он из земли делает такую красоту; подивись в человеке красоте образа Божия, сияющего даже в поврежденном нашем состоянии; вообрази, каков будет образ наш в состоянии нашего прославления, если мы его удостоимся; вообрази, какова красота святых Божиих, святых Ангелов, Божией Матери, приукрашенной Божественной славой; вообрази неизреченную доброту Лица Божия, которое мы узрим, и не прельщайся земной красотой, этой плотью и кровью.

В Петербурге, в доме одного знатного доктора, были гости – общество чрезвычайно разнообразное: немцы, поляки, итальянцы и русские. Собрание было веселое, разговаривали о разных предметах. Между прочим, разговор зашел о достоинствах и лучших свойствах разных народов. Немцы говорили об учености и аккуратности своего племени, итальянцы о своей любви к музыке, живописи и архитектуре, французы о своем геройстве, своей любезности и так далее.

В числе гостей была одна русская княжна, замечательной красоты, необыкновенно образованная, но чрезвычайно скромная. Один француз, как видно довольно ветреного характера, обратился к ней и спросил:

– Княжна, что же вы ничего не скажете в пользу своего народа?

– Он и так хорош, без всякой похвалы.

– Но каким же хорошим свойством он отличается? – спросил француз. – Науки у вас не в цветущем состоянии; живопись, музыка, торговля ваши плохи, народ ваш невежествен и груб. Он даже, кажется, суевернее испанцев.

– Всё это чистая правда, – сказала молодая девушка, – но в характере нашего народа есть одно превосходное качество, которое выше ума и других талантов: это необыкновенное добродушие и готовность к самопожертвованию.

Француз бросил еще несколько шутливых слов насчет русского характера и заставил общество смеяться. В это время вдруг растворилась в залу дверь, и вбежал крестьянин в нагольном тулупе, со всклоченной бородой и головой, в чрезвычайной тревоге, и сказал задыхающимся голосом:

– Кто здесь доктор? Бога ради, поскорей: жена моя умирает!

Молодой француз имел легкомыслие назвать себя доктором. Мужик повалился ему в ноги и просил о помощи. Некоторые засмеялись, на других эта выходка в такую печальную минуту произвела самое неприятное впечатление. Хозяйка побежала в кабинет своего мужа и сказала, что просят к больной. Он вышел.

– Ты доктор? – спросил мужик.

– Я.

– Я слышал, что ты добрый человек. Я тебе ничего не могу заплатить; но жена моя умирает, не откажи, батюшка, помоги!

Между тем как доктор собирался, легкомысленный француз продолжал делать замечания насчет грубости и неопрятности крестьянина.

– Я уверен, – сказал француз, – что вы, княжна, при всем вашем патриотизме ни за что в мире не решились бы поцеловать его.

– Вы бьетесь об заклад? – спросила молодая девушка.

– Да.

– Сколько червонцев?

– Двенадцать.

– Хорошо. Деньги на стол!

Они положили червонцы. Княжна подошла к мужику и сказала ему:

– Любезный друг, позволь мне поцеловать тебя. Может быть, это принесет тебе счастье.

Мужику было не до поцелуев: он был глубоко опечален, взглянул на нее и сказал с выражением горечи в голосе:

– Целуй, пожалуйста, если хочешь.

Княжна поцеловала его; заклад был выигран.

Она взяла двадцать четыре червонца, подала их мужику и сказала:

– Вот тебе деньги, они тебе пригодятся на помощь твоей больной жене и твоему бедному семейству. Прощай. Благодари вот этого господина (при этом она указала на француза): он тебе доставил двадцать четыре червонца.

Мужик обрадовался; доктор отправился с ним. Впоследствии узнали, что скоро оказанная помощь была в пользу больной, и она выздоровела.

Происшествие это было предметом разговоров в продолжение нескольких дней. Над ним пошутили, посмеялись и, как водится, совершенно забыли.

Прошло лет десять. В отдаленном краю Сибири, в глуши, между лесами, с двумя детьми, из которых одно дитя было больное, ехала женщина. По чертам лица ее можно было узнать, что она принадлежала к образованному сословию, но видно было, что в жизни ее случилось какое-то несчастье. Она была крайне печальна, тем более что болезнь ее дитяти становилась день ото дня опаснее, а ей надо было ехать еще около тысячи верст. С ней не было никакой прислуги; она ехала на простой телеге, лошадью правила сама. Селений кругом было до крайности мало. На расстоянии пятидесяти верст нельзя было видеть дома, а если где и попадалось жилье, то это бывала юрта (палатка из кожи) якута.

Наступила ночь. Женщина не знала, как ей быть, где ей остановиться. Наконец вдали между деревьями она увидела поднимавшийся дым. Это ее очень обрадовало, и она стала погонять лошадь. Подъезжая к тому месту, где курился дым, она видит дом, построенный на европейский лад (образец), довольно обширный и красивый; кругом него было расположено множество служб. Она догадалась, что это был дом какого-нибудь золотопромышленника.

Бедность делает людей до крайней степени робкими и недоверчивыми. Им всё кажется, что их оскорбят, что их примут грубо или, по крайней мере, неласково. Поэтому путешественница, подъезжая к дому, не осмелилась просить ночлега; но хозяин увидел ее и пригласил ее к себе. Он поместил ее в особенной комнате и доставил ей все удобства, чтобы успокоить ее от тяжелого пути. Когда она отдохнула и ее пригласили к обеду, то вышел старик, отец этого хозяина, одетый чрезвычайно чисто, по-купечески, и, взглянув на женщину, остановился перед ней с изумлением и спросил: