Максим Козлов - Западное христианство. Взгляд с Востока

Итак, Кальвин не допускает в Евхаристии ни пресуществления, ни Лютерова соприсутствия. Он допускает только духовное соединение верующего со Спасителем, источником всяких благ, и на евхаристический хлеб и вино смотрит как на символы этого.

Особенность воззрений на Таинство Евхаристии немецкого и швейцарского реформаторов несколько видоизменила и их воззрения на Лицо Богочеловека и даже на само понятие Божества. Отвечая на возражение Цвингли о том, каким образом Спаситель, пребывающий телом Своим на небе, может телесно соприсутствовать хлебу и вину в Таинстве Евхаристии, Лютер развивал мысль о вездесущии Христова тела. Под влиянием этой мысли и для ее оправдания и защиты он допустил односторонность и в учении о Лице Иисуса Христа. Он смотрел на человечество Иисуса Христа по преимуществу с точки зрения Его прославления и обожествления, небесное, вездесущее тело Спасителя при этом теряло свои тварные свойства. Швейцарские же реформаторы, наоборот, смотрели на Лицо Иисуса Христа с точки зрения Его уничиженного состояния и развивали мысль о противоположности между Божеством и человечеством Иисуса Христа. Различие это тонко, едва уловимо, но оно тем не менее существует. И Лютер, и Цвингли с Кальвином одинаково признавали и Божество, и человечество в Лице Иисуса Христа, но первый под влиянием вышеуказанных побуждений настаивал на мысли о единстве Божественных и человеческих свойств, развивал учение о сродстве Божеского и человеческого, а последние развивали мысль о противоположности конечного Бесконечному, первое признавали лишь отрицанием последнего.

Рассматривая вышеизложенное реформатское учение об одном из важнейших Таинств христианской Церкви, мы приходим к выводу, что его ни в коем случае нельзя признать верным. Так, не говоря уже о том, что колебания относительно Таинства Евхаристии у Цвингли и Кальвина и противоречие их между собой, по крайней мере на первых порах их деятельности, невольно возбуждают сомнения в правильности самого их взгляда на него, реформатское учение об евхаристическом хлебе и вине только как о символах Тела и Крови Христовых ничем не может быть оправдано. Священное Писание против этого учения. Так, Христос Спаситель в Своем обетовании о Таинстве Евхаристии сказал прямо и ясно: «я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который я дам, есть Плоть Моя, которую я отдам за жизнь мира» (Ин.6:51).

Понимать эти слова не в буквальном, а в переносном смысле, как это делают реформаты, не позволяет, кроме их ясности, прежде всего то, как в буквальном смысле поняли их иудеи, к которым они и были обращены, почему и заспорили между собой о невозможности ядения плоти Христовой (см.: Ин.6:52), и что Спаситель не только не опроверг их мысли, но даже еще с большей силой подтвердил ее, сказав им: «если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и я воскрешу его в последний день» (Ин.6:53–54). Когда же некоторые из учеников Его, соблазнившись Его словами, решили оставить Его, то Он не только не дал Своим словам символического толкования, например в смысле реформатском, чем легко мог бы удержать их при Себе, но, сославшись в подтверждение возможности подобного чуда на Свое будущее воскресение, спросил двенадцать апостолов: «не хотите ли и вы отойти?» На что апостол Петр ответил: «Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго» (Ин.6:67–69).

Нельзя не указать здесь и на следующий логический недостаток у реформаторов: если рассматриваемые слова Спасителя нужно понимать в смысле духовного вкушения, духовного единения с Ним через веру, как они этого требуют, а между тем Христос в них только обещает им дать новую пищу («хлеб, который я дам»), то данное обещание, не говоря уже об его исполнении, будет по меньшей мере бесполезно и излишне, потому что не только постоянные его ученики, но и многие из народа, уверовавшие в Него, через самую веру свою уже удостоились духовного единения с Ним.

Равным образом и слова Христа Спасителя, сказанные Им при установлении самого Таинства Евхаристии: «приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание» (1Кор.11:24) и: «пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя... за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф.26:28; Мк.14:23–24; Лк.22:19–20), нельзя понимать иначе, как в буквальном смысле.

Это, во-первых, потому, что если мы допустим, что словами: «сие есть Тело Мое» и «сие есть Кровь Моя» Спаситель хотел, собственно, сказать, что это есть символ или знак Моего Тела и это есть символ Моей Крови, как толкуют это реформаты, то должны будем допустить и ту богохульную мысль, что Христос, Сам святая истина, неточностью Своих выражений ввел в заблуждение апостолов, а через них и всю Церковь.

Во-вторых, слова эти были сказаны Христом в такое время, когда даже по сознанию самих Его учеников Он не говорил им притчами, а выражался прямо (см.: Ин.16:29).

Кроме того, эти слова были сказаны Им перед Своими страданиями и смертью, то есть в такое время, когда все считают своим долгом говорить прямо и ясно, и притом одну только истину.

В-третьих, устанавливая Евхаристию, Господь установил ее как одно из величайших Таинств Нового Завета, которое и заповедал совершать во все времена (см.: Лк.22:19–20). Сама важность Евхаристии как Таинства, необходимого для нашего спасения, требовала, чтобы заповедь о ней была высказана ясно и определенно, чтобы это не могло повести к каким-нибудь недоразумениям или перетолкованиям.

Наконец, в-четвертых, нельзя не указать здесь и на то обстоятельство, что апостолы поняли указанные здесь слова Спасителя буквально, а не в переносном смысле. Это ясно видно из Первого послания апостола Павла к коринфским христианам. Предохраняя их от общения с язычниками в ядении идоложертвенного и указывая основание для этого, он пишет: «Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова?» (1Кор.10:16). Как видим, апостол Павел употребляет слова в буквальном смысле: «язычники, принося жертвы, приносят бесам, а не Богу. Но я не хочу, чтобы вы были в общении с бесами. Не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе Господней и в трапезе бесовской» (1Кор.10:20–21).

Итак, в этих словах апостол, очевидно, считает за общеизвестное и несомненное, что верующие, причащаясь чаши и трапезы, или хлеба Господня, причащаются Тела и Крови Христовых.

Ясно видна та же мысль и из рассказа апостола об установлении Спасителем Таинства Евхаристии – рассказа, приведенного им со слов Господа (см.: 1Кор 11:23–25). Здесь апостол, с одной стороны, приводит те же слова Спасителя, относящиеся к Таинству, которые приводят и синоптики, а с другой стороны, он непосредственно за ними прибавляет: «Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней... Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем» (1Кор.11:27, 29).