Книга еретиков

Крестные страдания Сына, как считает Евномий, никак не связаны с Его волей, с волевым преодолением искушений и мучений; Евномий утверждал, что это был естественный процесс, необходимо предуготованный для сущности Сына, – здесь мы можем наблюдать, как акцент на иерархизации в богословии Евномия приводит к отрицанию основных предпосылок христианской сотериологии, основанной на представлении о вольных страданиях Спасителя. То, что страсти Христа, согласно Евномию, не есть вольные страсти, имеет отношение к тому, что Евномий, следуя за Арием, развивал «Логос-саркс христологию», то есть он считал, что Христос не имел человеческой души, но единичная сущность Христа восприняла бездушную плоть.

12.А чтобы показать, что есть один Сын, ведь Он – Единородный, я мог бы представить речения святых, возвещающие, что Сын есть порождение ( γέννημα) и творение ( ποίημα), самим различием наименований указывающие на различие сущности [Отца и Сына], и, таким образом, избавился бы от [дальнейших] забот и трудов. Но из-за тех, кто понимает рождение по-плотски и претыкается об омонимию [104], необходимо также сказать кратко и об этом. Итак, по учению Писаний, мы говорим, что Сын – порождение, разумея под этим, что сущность не есть что-нибудь одно, а означаемое име нем – что-нибудь другое, отличное от нее, но что означается именем, то и есть сама ипостась, ибо название по самой истине соответствует сущности. Эта сущность Сына, не существовавшая прежде своего составления, рождена; впрочем, рождена прежде всех, по воле Бога Отца.

13.Если же это высказывание покажется дерзким, пусть сам рассмотрит, верно оно или ложно. Ведь если – первое, то дерзновение будет безупречным, по его же суждению, поскольку ничто истинное, сказанное вовремя и в [должной] мере, не подлежит порицанию. Если же – ложно, то, конечно, необходимо, чтобы истиной почиталось противоположное этим взглядам, то есть то, что Сын был рожден, когда Он уже существовал, что не только странно или нечестиво, но нелепее всего, что можно предположить; ибо для чего существующему рождение, если только он не изменяется во что-то другое, согласно природе тел одушевленных и неодушевленных, о чем можно было бы правильно сказать, что они становятся, поскольку, будучи тем, что они есть, они не те, чем становятся. Ведь и семя не человек, и камень – не дом, но они становятся – один человеком, а другой – домом. Если же благочестивее всего на свете сравнивать с этими случаями рождение Сына, то – [при том, что] каждое из них [т. е. семя и камень] становится тем, чем оно не было изначально – какое нужно лекарство тому, кто утверждает, что Сын был рожден, когда Он уже существовал [105]? Ибо если Он был прежде Своего рождения, то был не рожден.

14.Однако издавна уже прекрасно исповедуется, что нет никакого иного нерожденного, кроме Бога. Итак, либо они изменяют это исповедание, вводя еще одного нерожденного, или, если они все же придерживаются его, пусть откажутся говорить, что Сын был рожден тогда, когда уже был, поскольку именование Сына порождением никоим образом не согласуется с нерожденностью. Ибо иначе произошло бы полное смешение слов и вещей: при том, что одна сущность и есть и называется нерожденной, вводилась тем же определением [т. е. «нерожденный"] сверх этого еще иная сущность, которая бы называлась «рожденной». Так что, согласно им, Сын бы именовался «нерожденным», а Отец – «не рождающий» (если бы Сын не был рожден).

Разве что кто-то, по пословице, желая излечить зло – злом, меньшее – большим [106], помыслит происхождение посредством приращения или изменения, не поразмыслив хорошо и над этим, вдобавок ко всему предыдущему; ведь если что-то прирастает, то прирастает через прибавление чего-то внешнего. Откуда же возьмется это добавляемое, если мы не предположим [существование чего-то] другого? Но если так, необходимо примыслить много существ, и притом нерожденных, для восполнения одного. Но если приращение происходит из ничего, то что лучше – исповедать, что все не-сущее порождается по воле приводящего [в бытие Бога] или сказать, что [эта] сущность составлена из сущего и не-сущего? А если бы оно изменилось, то, поскольку нет того, во что бы оно изменилось, по необходимости изменение произошло бы в не-сущее. И разве это не нелепость, если не нечестие, – говорить, что сущее изменилось в не-сущее? Однако необходимо отбросить эту полную нелепицу, если не сказать – безумие, и придерживаться с рассудительностью истины.

15.Но люди, ответственные за эти и еще более многочисленные нелепицы, забыли о себе; [это] не нас следует осу ждать за дерзость, а их самих обвинить в нечестии. Мы же, держась доказанного и в прежние времена святыми, и теперь нами и находя, что ни Божия сущность не допускает ни рождения (как нерожденная), ни разделения [в Себе], ни разделения [на части] (как нетленная) и не существует ничего другого, что могло бы служить подлежащим для рождения Сына, говорим, что Сын родился, не бывши прежде, при этом сущность Единородного мы не делаем общей с теми вещами, которые из небытия пришли в бытие, ибо не-сущее не есть сущность.

На основании же воли Сотворившего мы определяем различие [между Единородным] и всеми остальными [тварями] и отдаем Ему столько превосходства, сколько необходимо иметь Творцу пред Своими тварями. Все ведь было сотворено «через Него» [107], мы это исповедуем согласно с блаженным [апостолом] Иоанном, поскольку Его зиждительная сила была порождена свыше тогда же, когда и Он, так что Он стал Богом Единородным в отношении всего, что было сотворено после Него и через Него. Один ведь, будучи рожден и сотворен силою Нерожденного, Он стал совершеннейшим служителем для [исполнения] всякого созидания и воли Отца.

16. Если же из-за [именований] «Отец» и «Сын» мы должны представить себе рождение [Сына] человеческим и телесным и если, делая наведение от рождений людей, придавать Богу имена, означающие участие и страсти, тогда, поскольку Бог также и Создатель, необходимо предположить материю для создания [творения], согласно заблуждению греков. Ибо человек, который рождает из своей сущности, ничего не может и создать без материи. Но если они это отвергают, не заботясь о буквальности имен, поскольку хотят сохранить только понятия, подобающие Богу, считая, что Он творит только Своею силой [не пользуясь материей], то почему тогда имя «Отец» дает у них место в Боге страстям и участию? Ибо какой здравомыслящий человек не согласится, что из имен некоторые имеют общее только в звучании и произношении, но не в значении? Например, когда мы говорим об «оке» применительно к человеку и к Богу, в одном случае оно означает некий член [тела], в другом – иногда защиту и сохранение праведников, иногда – знание дел [человеческих].