Сергей Токарев - Религия в истории народов мира

В других религиях соотношение коллективного и индивидуального принципов весьма неодинаково. В древневосточных и античных культах решительно преобладал первый, однако у греков наряду с господствующей "полисной" формой культа в VI — V вв. зародилась индивидуалистическая секта орфиков, выросли элевсинские и другие мистерии, обещавшие своим адептам, и только им одним, особые религиозные блага. Иудаизм до конца сохранил строго общинный характер вероучения и культа, но выросший внутри него хасидизм сделал резкий поворот в сторону личного начала. Религии Китая и Японии не знают ничего индивидуального, от человека требуется лишь строгое соблюдение установленных обрядов. В индуизме то и другое находится в равновесии: обязательный для всех ритуализм и изуверские упражнения аскетов ("религиозная виртуозность", по выражению Макса Вебера). В христианстве основной его ствол — католицизм — был и остается твердыней строго коллективного начала, ибо залог спасения для человека, по католическому вероучению, в безоговорочном подчинении церкви, которая зато берет на себя и отпускает все его грехи. Но от католичества на этой почве откалывались и средневековые мистические течения, и особенно кальвинистский, пуританский и прочий протестантизм, перенесший центр тяжести опять с общины на отдельного человека. В мусульманстве с его строгим ритуализмом и общинной дисциплиной носителем индивидуального начала стала секта суфиев, возлагающая все надежды на личное общение человека с богом.

Факт огромного разнообразия религиозных верований и обрядов сам по себе нисколько не удивителен, ибо мы знаем, насколько неодинаковы конкретные исторические условия развития каждого народа и каждой эпохи. А ведь религия зависит от всей совокупности условий не только собственно материальной жизни людей, но и от политических форм, культурных особенностей, внешних влияний. Надо досконально и всесторонне изучить все это своеобразие условий в каждой стране, в каждую эпоху раньше, чем мы сможем понять причины различий между религиями, скажем, тех же Индии и Китая, Египта и Ирана, Греции и Рима, кельтов и славян.

Конечно, говоря об огромном разнообразии религиозных верований и обрядов, о неодинаковости даже самих типов религии у разных народов, мы не должны ни на минуту забывать, что при всех различиях религия остается в основе своей одним и тем же — искаженным отражением реального мира, выражением бессилия человека перед окружающей его средой. Но бессилие это проявляется в разных формах, а реальный мир — бесконечно разнообразный — получает в религии не менее разнообразное, хотя и всегда одинаково искаженное, отражение.

Религия в истории человечества играла и играет большую роль; об этом уже говорилось. Но одинаковую ли везде и всегда? Нет. Даже в прошлом мы видели немало примеров того, что в жизни одного народа религия занимала более значительное место, в жизни другого менее значительное. И в прошлом, при антагонистических классовых отношениях, могли быть случаи, когда люди отводили религии, еще и не думая отказываться от нее, весьма скромное место в своей жизни. Древний римлянин, со своей практической сметкой, склонен был отдавать богам ровно столько, сколько им полагалось, ни крошки больше, а иногда старался притом еще и поднадуть своих богов, сохраняя к ним, конечно, полное уважение.

Но можно ли говорить — а для нас это самый важный вопрос — о постепенном общем ослаблении роли религии в общем ходе истории человечества? Да, можно, хотя это ослабление и нельзя представлять себе как непрерывный и равномерный процесс: оно шло и идет скорее зигзагообразно или скачками, с неоднократными рецидивами, с оживлением религии в определенные исторические периоды, но за оживлением следует новое и более глубокое падение. А ослабление роли религии, с другой стороны, неразрывно связано с зарождением и нарастанием свободомыслия. В этом смысле всю историю умственного развития человечества можно рассматривать как вековечную борьбу религии и свободомыслия.

Зачатки последнего мы видели уже у некоторых народов, еще не перешагнувших рубежа доклассового и классового общества: в Полинезии, Африке, доколумбовой Америке. Проблески свободной мысли можно обнаружить и в Древнем Египте, в Месопотамии. В Древней Индии и Древнем Китае складывались уже стройные системы материалистического мировоззрения, не оставлявшего места для богов и духов. В античной Греции и в Риме были заложены основы европейского свободомыслия и атеизма. Во всех этих странах, надо заметить, не было еще настоящей и систематической борьбы между религией и свободомыслием; то и другое уживалось более или менее мирно, бок о бок, хотя отдельные факты преследования безбожников бывали: например в Греции изгнание Анаксагора и сожжение его книг, осуждение и казнь Сократа. В этих фактах проявился смутный, но безошибочный инстинкт правящих классов, которые предчувствуют, что критика религии есть первый шаг к критике господствующих социальных порядков.

Настоящая и жестокая борьба религии против поднимавшего голову свободомыслия началась в Европе в конце средних веков. Это была реакция на зарождающуюся антифеодальную борьбу. Церковь, особенно католическая, освящавшая феодальные порядки и сама составлявшая их неотделимую часть, была тогда в зените своего могущества, и она не терпела рядом с собой и намека на свободную мысль и критику. А зарождавшийся буржуазный уклад как раз требовал известного простора для научного исследования и опытного знания: так подготовлялись условия для развития свободной мысли, хотя в ту пору (до XVIII в.) только очень немногие, наиболее смелые мыслители отваживались, и то по большей части в завуалированной форме, заявить право человеческого разума на самостоятельное решение мировоззренческих вопросов (Бэкон, Гоббс, Спиноза и др.). Генеральная схватка буржуазного свободомыслия и атеизма с клерикализмом и богословием началась во Франции в XVIII в. как пролог Великой буржуазной революции. После многих боев и особенно ввиду необычайных успехов естествознания в XVIII — XIX вв. религиозному мировоззрению пришлось несколько отступить. Буржуазный атеизм и в XIX в. продолжал наносить удары церковному мракобесию; но с середины XIX в. на сцене появился главный и смертельный враг всякой религии — пролетарский социалистический атеизм.

Можно сказать, что именно со второй половины XIX в. началось решительное наступление свободомыслия и неуклонное падение авторитета религии, по крайней мере в европейских странах, несмотря на судорожные, доныне продолжающиеся попытки ее защитников сохранить свои позиции.