Маркус Борг - Первый Павел: Воссоздание радикального провидца из-под иконы консервативной Церкви

Это было бы невозможно, да, именно невозможно, для Павла, чтобы назвать Иисуса Теу huios (“Сын Божий”) на греческом языке без создания конфронтационного эха с этим названием инаугурационного императора Рима. Как мы видели выше, он начал свое письмо к Римлянам-да, именно к Римлянам, с провозглашения «Евангелия Бога (Теос) . . . что касается его сына (Хиоса), который произошел от Давида по плоти и был объявлен сыном Божьим (Хиос Теу) с силой согласно Духу Святости через воскресение из мертвых, Иисуса Христа, Господа нашего» (1:1-4). В первых предложениях этого письма он объединил человеческую природу Иисуса как сына Давида с двойным утверждением о его божественности как Сына Божьего.

Воплощение Бога . Третье название в надписи: Теос Себастос на греческом языке, Divus Август на латыни, что значит "Бог Август". Опять же, мы видим латинское различие Divus и Deus, и греческое соединение обоих терминов в Theos. Когда мы смотрим на эту надпись, мы вспоминаем ту же комбинацию слов, во время нашего предыдущего визита в храм Рима и Августа в Анкаре.

Расширенное латинское название политического "Еванегелия" Августа читается так «достижения Божественного Августа, с помощью которых он подчинил весь мир империи [imperio] Римского народа и расходы, которые он нес для государства и жителей Рима». Но за углом храма на южной стене, большими греческими буквами эта надпись в переводе выглядит так: «деяния и пожертвования Бога Августа (Sebastos Theos), записанные на двух бронзовых колоннах в Риме». Ничего там о завоевании мира, но вместо латинского Divi F[ilius], или "Сын Божий", мы получаем на греческом Себатос Теос, или "Бог Август".

Остановимся на мгновение, пока мы сидим среди руин Приены, и подумаем об этом греческом названии "Sebastos", а не о его латинском эквиваленте "Augustus". Подумаем имено о греческом слове, потому что (кесарь) Август, как (Иисус) Христос, стал обычным вторым именем, а не трансцендентным титульным утверждением. "Sebastos – это адъективная форма глагола "sebomai", что означает " поклоняться". Наша паломническая группа видела два дня ранее надпись на синагоге “Поклоняющиеся Богу” (theosebis) в Афродизиас и вы, дорогие читатели, встречал его ранее, в главе 3, у Луки это “чтущие Бога ” (sebomenoi).

"Sebastos", однако, не означает "поклоняющийся", но "преклоняющийся", а Theos Sebastos означает «Бог, Которому Поклоняются». Среди всех древних богов и богинь толпы Олимпа, Август не какой-то «Джонни-пришел-самый-последний-Бог», но тот, кто (превыше всех остальных)- и ему особое поклонение. Все другие смертные могли стать божествами, как сказал Гораций Августу, только после смерти, но

"Также постиг, что одной только смертью смиряется зависть. Жжет ибо блеском своим, кто таланты других затмевает, Ниже стоящих: любовь он, когда уж угаснул, заслужит. Почести только тебе уделяем мы щедро при жизни, Ставим тебе алтари, чтобы клясться тобою, как богом, Веря - ничто не взойдет тебе равное и не всходило." (Послания 2:1:12-17)

У Римского имперского богословия не было проблем с человеком, который был, с одной стороны, Сыном Божьим, а с другой - воплощённым Богом. Это богословие также никогда не предполагало созыва Совета в Никее, где будут решать, как человек может быть одновременно полностью человеком и полностью Богом. Римские богословы – это поэты и художники, которые презирали любое подчинение Римского богословия греческой философии. То же самое сделал Павел для христианского богословия в 1 Коринфянам 1-4.

У нас уже есть наше первое и самое фундаментальное понимание Римской имперской теологии следующее из этой единственной надписи. Оно, конечно, сосредоточено и воплощено в божественности правителе. Но титулы, такие как Сын Божий или Воплощённый Бог, зависят от первого титула императора, так что они всегда должен быть на первом месте. Если бы Павел поднял глаза, например, когда проходил через юго-восточные ворота общественного форума в Эфесе, то первое слово, которое он увидел бы на посвящающей надписи, была аббревиатура IMP: «Императору всепобеждающему».

Надпись в Приене ничего не говорит о мире. Это просто предполагало и подчеркивало, что трансцендентные титулы Кесаря, Сына Божьего и воплощённого Бога, исходили из этого и зависели от него в первую очередь, и это всегда был первый титул императора как мирового Завоевателя. От какого мира произошел и воплотился в таком Божественном Победителе?

В середине первого века до нашей эры почти столетие жестоких социальных беспорядков и ужасных классовых и гражданских войн было худшим кошмаром Рима. Казалось, что все кончено, Рим был обречен, Римская империя была уничтожена, и, в ужасах ее распада, она уничтожила бы средиземноморский мир.

В своих, Посланиях Гораций, современник событий, вопрошал: «нас ведет слепое безумие, или какая-то более могучая сила, или чувство вины?» (7.13–14). Братоубийственное убийство Рема Ромулом означает, что «горькая судьба преследует римлян, и убийство брата . . . будь проклятием для потомков?» (7.17–20). Далее он пишет «второе поколение разорвано на куски гражданской войной, и Рим убивает сам себя» (16.1-2). Может быть, Рим, «этот самозваный город мы сами разрушим, мы, нечестивое поколение", пока дикие животные и дикие варвары не будут блуждать по "пеплу нашего города”» (16.9–12).

2 сентября 31 г. до н. э. у мыса Акциум на северо-западном побережье Греции, флот Октавиана, который скоро станет Августом, разгромил объединённый флот Марка Антония и Клеопатры в последнем великом морском сражение античности. После чего Октавиан преследовал их, до двойного самоубийства в Александрии. Октавиан повелел, что бы его командная палатка и само место на северном мысе Акциуме были превращены в священную землю. Палатка должна была стать святилищем, в которое была бы вмонтировано десяток бронзовых штурмовых крюков с захваченных кораблей противника.

На фронтоне этого святилища Октавиан приказал сделать надпись, высеченную очень крупными прописными латинскими буквами. Это не просто место поклонения; а это место свершения Его дела. Большая часть этой надписи сохранилась там, хотя частично, что то исчезло перед Второй мировой войной. В любом случае, у нас достаточно, чтобы сделать адекватную реконструкцию:

«Император Цезарь, Сын Божий [DIVI F], после победы в войне, которую он вел от имени Республики в этом регионе, когда он был консулом пятый раз и император в седьмой раз, после установления мира на суше и на море, посвятил Марсу и Нептуну лагерь, из которого он отправился атаковать врага, теперь украшенный морскими трофеями».

Это инаугурационное провозглашение дает в кратком изложении основную структуру римского императорского богословия, сосредоточенную и воплощенную в самом императоре: