Барт Эрман - Иисус до Евангелий. Как обрывочные воспоминания нескольких человек превратились в учение о Господе, покорившее мир

Свои выкладки Эббингауз опубликовал в новаторской монографии «О памяти» (1885). Многие из них были подтверждены последующими экспериментами. 1Однако в какой-то момент исследователи задались вопросом: какое отношение имеет заучивание ерунды к реальной жизни? Разве мы так запоминаем фактическую информацию («где находится мост Золотые ворота?»), личный опыт («что я делал в вечер окончания школы?») и даже физические навыки («как плавать брассом?»)? Одним словом, вопрос нужно исследовать шире. Может, разным видам знания соответствуют разные виды памяти?

Здравый смысл подсказывает, что правильным ответом на последний вопрос будет «да». Мы упоминали это в главе 1 и упоминаем снова на тот случай, если вы забыли. Помнить факты и помнить навыки – это разные вещи. Обе они отличаются от памяти о личном прошлом. Каждый вид памяти интересен и чрезвычайно важен для нашей жизни. Но здесь меня больше интересует тот вид памяти, который включает запоминание информации и прошлого опыта как непосредственными участниками событий, так и теми, кому о событиях рассказали.

Большинство из нас думают, что запоминать – все равно что фотографировать на айфон: сознание фиксирует факт, и информация хранится в определенном месте, пока не будет востребована. Однако за последние восемьдесят лет ученые поняли, что память действует иначе. Основным прорывом стала знаменитая книга «Запоминание» британского психолога Фредерика Чарльза Бартлетта. 2

Бартлетт занялся памятью не в «чистой» форме, абстрагированной от жизненных реалий (как с запоминанием бессмысленных слогов), а именно с учетом того, как бывает в жизни. И на основании ряда исследований показал: воспоминания – это не снимки, которые хранятся в запасниках мозга, пока их не достанут. Мозг устроен иначе. Когда с нами что-то происходит, кусочки воспоминаний складируются в разных частях мозга . Впоследствии, когда мы пытаемся вспомнить, кусочки собираются воедино. Но вот беда: при собирании выясняется, что некоторые (зачастую многие) кусочки пропали. Чтобы картина была полной, мы бессознательно заполняем пробелы (например, исходя из воспоминаний об аналогичных случаях).

Допустим, вы пытаетесь вспомнить, как выглядела приемная клиники, когда вы были в ней последний раз. Там вы многое видели, слышали, обоняли и пережили. Пытаясь вспомнить, вы складываете кусочки вместе, но некоторых из них не хватает. И тогда мозг восполняет недостающие кусочки за счет воспоминаний о том, что обычно можно увидеть (и что вы сами видели) в подобных местах: стойку приема посетителей, столики, уголок для детских игр, журналы, телевизор с фильмами про здоровье. Возможно, в последний раз, когда вы были в клинике, телевизор был выключен, но память ошибочно подскажет, что он работал. Почему? Память пытается заполнить пробелы за счет того, что вы привыкли видеть. И увы, неизвестны способы понять, с чем мы имеем дело: с реальной памятью или с реконструкцией по аналогии.

Путаница возможна на каждом этапе. Для начала вы можете неточно воспринять информацию: скажем, попросту не заметить чего-то. Затем информация может неправильно складироваться, если мозг сохранит лишь часть ее. И наконец, возможны ошибки при извлечении информации: когда мозг возьмется воссоздавать картину по кусочкам и обнаружит недостающие части, он восполнит пробелы за счет памяти о других событиях.

Эксперименты Бартлетта показали: когда мы вспоминаем какую-то вещь, мы не извлекаем воспоминание о ней из определенной части мозга. Мы конструируем память из разрозненных кусочков. И этих кусочков не всегда хватает. В процессе конструирования, который почти никогда не прекращается, возникают ошибки. Это могут быть массивные пропуски и изменения. Нередко воспоминания выдумываются.

По словам Бартлетта:

Вспоминание – это не буквальное воспроизведение прошлого… Если смотреть без шор, вспоминание больше похоже на конструирование, чем на воспроизведение. Вспоминание не есть повторное возбуждение неизменных, фиксированных, безжизненных и фрагментарных следов. Это творческая реконструкция или конструирование, основанная на отношении к целостной активной массе организованных реакций или переживаний прошлого, и к некой яркой детали, которая обычно появляется в виде образа или языковой формы. Поэтому она практически всегда неточная, даже в большинстве элементарных случаев зубрежки. 3

В свете нашей темы особенно интересны некоторые эксперименты Бартлетта. А именно, эксперименты по «повторному воспроизведению». Испытуемому дают рисунок или напечатанный кусок текста (величиной, скажем, в несколько абзацев), в котором обосновывается определенная мысль. Просят изучить его, а затем (к примеру, через 15 минут) воспроизвести как можно точнее. Спустя некоторое время снова просят воспроизвести. А позже – еще раз.

Бартлетт снова и снова находил: если человека просили воспроизвести объект вскоре после просмотра и с частыми интервалами, он обычно воспроизводил его так, как вспомнил и воспроизвел первый раз (даже если первое воспоминание было ошибочным). В уме закреплялось ошибочное воспроизведение, а не реальный объект. Но если человек воспроизводил объект не сразу, а много времени спустя, и не через частые интервалы, то воспроизведения раз за разом менялись, причем значительно: «почти бесконечно» возникали пропуски, упрощения и видоизменения. 4Однако в обоих случаях – вспоминался ли объект сразу и часто или позже и нечасто – «точность воспроизведения в буквальном смысле была редким исключением, а не правилом». 5

Это открытие помогает понять, как исторических личностей вспоминали люди, их знавшие. Само восприятие очевидцев неполно (невозможно заметить всё), а то и ошибочно (что-то воспринимается неверно). В памяти хранится информация частичная и иногда недостоверная. Попытки извлечь ее и воссоздать картину по кусочкам приводят к новым ошибкам. Если человек рассказывает о событии вскоре после него, а затем пересказывает историю снова и снова, повторные пересказы обычно определяются первым пересказом. А если человек впервые рассказывает о событии намного позже и пересказывает нечасто, пересказы могут варьироваться.

Для понимания передачи преданий в первохристианстве – из уст в уста, когда евангелий не было, – еще важнее другие эксперименты Бартлетта. Они посвящены «серийному воспроизведению». В эксперименте, описанном выше, один и тот же человек наблюдал объект и неоднократно пытался воспроизвести его. А тут испытуемый рассказывал другому, тот – третьему, третий – четвертому и т. д. Опять же объектом мог быть и рассказ, и отрывок из прозы, и картинка. Бартлетт построил эксперимент так: испытуемый А, к примеру, дважды читал очень короткий отрывок. Потом ему давали в течение 15–30 минут поделать что-то еще, вслед за чем просили воспроизвести рассказ письменно. Потом испытуемому B показывали текст, написанный А, и просили прочесть его дважды. Через 15–30 минут каких-то других занятий он записывал то, что помнил. И так далее по цепочке, скажем, из десяти испытуемых.