Франсиско Суарес - Франсиско Суарес о речи ангелов

45. Априорный аргумент . – Априорный аргумент состоит в том, что акт мышления по существу выражает трансцендентальное отношение к объекту. Единичный акт мышления, даже взятый материально, выражает трансцендентальное отношение к конкретному объекту. Но ангел ясно, сущностно и интуитивно являет посредством речи другому ангелу свой конкретный акт мышления; следовательно, он являет ему объект, на который обращен такой акт мышления; следовательно, объект прямо познается слушающим. Прямо (говорю я) благодаря species этого акта, напечатленной в нем говорящим, причем напечатленной тем же движением, или актом, через который этот другой познает мысль говорящего. Правда, при сравнении этих двух моментов между собой, а именно акта и его объекта, оказывается, что через речь первично и как бы напрямую познается акт, а его объект познается вторично и как бы косвенно. Авреол отвечает отрицанием первого вывода, поскольку акт есть только основание отношения; но хотя актуальное отношение не познается помимо термина, основание его, тем не менее, может быть познано помимо термина. Однако так обстоит дело применительно к категориальному отношению, а приведенный довод исходит из трансцендентального отношения, сущностно включенного в акт, как включено оно в хабитус или в потенцию применительно к объекту. В самом деле, акт может быть познан, и тем более познан сущностно и интуитивно, лишь тогда, когда познается трансцендентальное отношение, а оно не познается помимо объекта. И потому вполне корректен тот вывод, что говорящий ангел, являя свой акт, являет, следовательно, его объект – не через рассуждение и не потому, что акт есть знак объекта, а в силу внутренней связи одного с другим, благодаря чему умопостигаемая species , репрезентируя одно, репрезентирует, соответственно, и другое, хотя и по-разному. Действительно, акт она репрезентирует как свой собственный и непосредственный объект, а вещь, которая выступает объектом акта, она репрезентирует вторично и словно следствие акта: тем способом, каким термин полагается в определении движения, и т. п. По той же причине акт мышления хотя и явлен через речь в самом себе и усматривается интуитивно, мыслимая вещь, тем не менее, познается лишь постольку, поскольку это необходимо для совершенного познания акта мышления. А для этого достаточно, чтобы мыслимая вещь познавалась абстрактивно и несовершенно. Генрих же в месте, указанном выше, учит, что объект не менее совершенно усматривается в species, познанной объективно, чем через нее; но он не доказывает этого, да это и не выглядит доказуемым…

46. Вывод из сказанного об интеллектуальной речи применяется к речи в воле . – Ты скажешь: следовательно, как, являя другому ангелу через речь слово своего ума, ангел являет ему также мыслимую вещь, так, являя акт своей воли, он являет вещь любимую или ненавидимую. Вывод представляется неприемлемым: ведь в противном случае речь осуществлялась бы не только посредством интеллекта, но и посредством воли, следовательно. Вывод очевиден, поскольку акт воли так же связан со своим объектом, как интеллект связан со своим. И неважно, что имеются в виду отношения к разным вещам: в слове это отношение присутствует по способу образа, а в воле – по способу позыва. Это, говорю я, неважно, ибо, когда через познание акта мышления познается мыслимая вещь, объект в слове усматривается не как в образе, объективно, что было аргументированно доказано выше, а через связь одного с другим. А такое основание формально обнаруживается и в акте любви, хотя способ связи иной. Но это касается материальной стороны дела.

47. Принимается первый вывод . – Поэтому, следовательно, я с легкостью принимаю вывод и не считаю несообразным, чтобы ангельская речь, в том числе о самих вещах, могла так же осуществляться посредством воли, как и посредством интеллекта. Ведь так, как это было доказано выше о самих актах, об их манифестации, так же доказывается это обо всех вещах, связанных с самими актами: ход рассуждения здесь пропорционально один и тот же. И нет ничего несообразного в том, чтобы акт воли, поскольку он напечатлевает в другом свою species , через которую тот может сопутствующим образом познавать вещь, некоторым образом был словом по отношению к слушающему: словом, репрезентирующим не формально, а объективно и активно. Этим он отличается от акта мышления, поскольку тот является словом по отношению к самому мыслящему и предъявляет ему, и только ему, формальную репрезентацию. Поэтому тот, кто мыслит, тем самым говорит к самому себе, но не тот, кто любит, ибо в отношении этого другого акта дело обстоит иначе. В самом деле, тот, кто мыслит и кто любит некоторую вещь и желает явить другому свою мысль и свою любовь, посредством обоих актов говорит ему как о самих актах, так и о мыслимой или любимой вещи. Но между ними можно заметить то различие, что мыслящий и одновременно любящий некоторую вещь может говорить другому о своей мысли и являть ее, не являя любви, тогда как обратное невозможно: нельзя явить любовь, не являя мысли, ибо любовь по необходимости ее включает или предполагает. Потому тот, кто являет другому свою любовь, с необходимостью говорит также о любимой вещи – будь то посредством акта любви или посредством акта мышления, тоже им явленного.

48. Формулируется некое сомнение. – Откладывается его разрешение . – Но, может быть, кто-нибудь спросит в этом пункте, будет ли для слушающего ангела знание мыслимого или любимого объекта, приобретенное через такую речь, очевидным в силу естественного света и species , данной ему говорящим? Или оно будет некоторым образом темным, и соглашаться с ним в суждении он будет на основании авторитета говорящего, и, следовательно, если рассматривать дело с чисто естественной точки зрения, в основе такого познания может оказаться ложная вера, опирающаяся на свидетельство творения? Но прежде чем разрешить это сомнение, следует выяснить, каким образом в уме ангела могут пребывать ложность или обман, и каким образом ангел способен через откровение веры или просвещения ( illuminatio ) отличать одно от другого. Поэтому я откладываю ответ на конец настоящей книги…

Различает ли слушающий ангел, кто с ним говорит, и если да, каким образом

49. Две части вопроса. – Утвердительный ответ на первую часть . – Остается десятое сомнение, которое нетрудно разрешить на основании сказанного, а именно: знает ли слушающий ангел, кто с ним говорит, и каким образом он это знает; или, если говорят несколько ангелов, может ли он одновременно слышать их всех и различать их речи? На первую часть вопроса отвечаю, прежде всего: необходимо, чтобы и говорящий мог обозначить себя слушающему, и слушающий мог достоверно и очевидно определить, кто говорит. Именно так, видимо, полагают пишущие об этом предмете, и вполне справедливо. Во-первых, как для политического сообщества необходимо сообщать тайны посредством речи, так для подобающего и морально необходимого общения необходимо, чтобы слушающий знал, кто с ним говорит, и, следовательно, чтобы говорящий мог явить себя тому, с кем говорит. В противном случае речь была бы предельно несовершенной и весьма смутной. Это явствует из опыта на примере людей: ведь если бы слушающий не умел различать, кто говорит, он пребывал бы в крайней нерешительности, и нельзя было бы сказать, что состоялась коммуникация в собственном смысле, или человеческое общение с тем, кто так говорит. И по той же причине письмо или надпись, автор которой неизвестен, считались бы весьма несовершенными. Следовательно, в гораздо большей степени сказанное относится к ангелам. Во-вторых, если бы ангел не мог опознать конкретного говорящего, он не мог бы узнать и его конкретный акт: каким образом он сумел бы узнать акт, не зная, чей он и в ком пребывает? Но было показано, что речь ведется именно об актах говорящего и через их интуитивное усмотрение; следовательно, нужно, чтобы через речь слушающий постигал, кто говорит, ибо интуитивно усматривать акт возможно, только усматривая, в каком субъекте он заключен.