Александр Лопухин - Толковая Библия. Ветхий Завет и Новый Завет

Иисус Христос и Самарянка

Мысль была ясная, но не для простого разума самарянки, и она могла только удивленно заметить, как и где Он может взять эту воду живую, – уж, конечно, не в этом колодце, так как Ему нечем и почерпнуть из него. Но если у Него есть другая, лучшая вода, то неужели Он выше отца их Иакова, который сам и его семейство пил из этого именно колодца, считая ее годной и хорошей даже для себя? Любопытство ее, видимо, было крайне затронуто подобным заявлением, и она готова была продолжать беседу и дальше. Вода эта несомненно хороша, – отвечал ей Спаситель; но «всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять: а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную». Заинтересовываясь все более и более и чувствуя, что видит перед собой необыкновенного человека, женщина наконец просит у Него этой воды живой; но ее мысли еще не вполне постигли сущность этой воды, и она просит ее лишь для того, чтобы, напившись ее, не иметь больше жажды и не приходить сюда опять за водой. Но сделанных объяснений было достаточно для того, чтобы пробудить мысль самарянки к возвышенным предметам, и Спаситель, обрывая эту беседу, обратился к ней с словами, которые должны были показать ей, что она имеет дело с Сердцеведцем. «Пойди, – сказал Он ей, – позови мужа твоего и прийди сюда». Слова эти болезненно затронули совесть женщины, и она поспешила смущенно ответить, что у нее нет мужа. Но на это последовал ответ, который сразу обнаружил все тайны ее греховной жизни. «Правду ты сказала, что у тебя нет мужа: ибо у тебя было пять мужей, и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе; это справедливо ты сказала».

Как громом поразили ее эти слова Сердцеведца, и она благоговейно воскликнула: «Господи! вижу, что Ты пророк», и в это время молниеносно озарила ее мысль, уж не права ли иудейская вера, от которой могут являться такие пророки? И вот от ее собственной жизни, на которой ей, конечно, отнюдь не хотелось останавливаться дольше, ее живая мысль быстро переносится к другому вопросу, из-за которого постоянно шел ожесточенный спор между ее народом и соотечественниками Того, с Кем она говорила, вопрос, который был причиной их взаимной вражды. Случай свел ее с великим учителем: нельзя ли было воспользоваться им для улажения бесконечного спора между иудеями и самарянами о том, что, собственно, Иерусалим или Гаризим, должно считать священным местом Палестины: Иерусалим, где Соломон построил храм, или Гаризим, это древнейшее святилище, где Иисус Навин произносил свои благословения и где Авраам готовился принести в жертву своего сына? Указывая на вершину горы, вздымавшейся на восемьсот футов над ними и увенчанной развалинами древнего храма Манассии, разрушенного Гирканом, она предложила Спасителю занимавший ее вопрос: «Отцы наши поклонялись на этой горе; а вы говорите, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме, кто же прав?» Кратко и только стороной Спаситель разрешил ее недоумение. В споре с самарянами на стороне иудеев, бесспорно, было более правды. Иерусалим был тем местом, которое избрано Самим Богом; сравнительно с смешанным и грубым культом Самарии, иудейство было гораздо чище и правильнее. Но, коснувшись земного спора, Спаситель изрек ей великое и достопамятное пророчество, что настанет время, даже настало уже теперь, «когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме» истинные поклонники будут поклоняться Отцу, но на всяком месте будут поклоняться Ему в духе и истине. «Бог есть дух: и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине».

Самарянка была глубоко тронута и поражена; но как можно было по простому случайному слову неизвестного чужестранца отказаться от своей веры, в которой она и ее отцы родились и воспитались? Лучше отложить окончательное решение этого и подобных вопросов и подождать, пока придет Мессия, Который окончательно разрешит все недоумения и откроет всякую правду. И тогда-то Иисус Христос изрек простые, но страшные слова: нет надобности ждать этого; Мессия пришел, и «это Я, Который говорю с тобою».

Рождение Его впервые было открыто ночью немногим безвестным и невежественным пастухам; первое полное объявление Им своего мессианства было сделано у колодца в томный полдень одинокой безвестной самарянке. И этой бедной, грешной, невежественной самарянке изречены были бессмертные слова, в которых Сам Иисус Христос торжественно открыл себя Мессией и Спасителем мира.

Между тем ученики возвратились из города и были крайне удивлены, что их Учитель одиноко беседовал с женщиной. На Востоке, при низком взгляде на женщину вообще, открытое общение с ней считалось неприличным, а тем более с женщиной с непокрытым лицом. Но правило тем с большей строгостью применялось к учителям и раввинам, так что для них считалось крайним позором говорить с женщиной на улице, хотя бы и со своей женой. Еще непристойнее говорить с ней о религии и законе. «Лучше сжечь слова закона, – говорит один из строгих раввинов, – чем вверять их женщине». Между тем ученики видели, что Иисус Христос вел долгий и серьезный разговор с женщиной – и притом, видимо, грешницей! – очевидно, именно о делах религии и закона. Однако они не осмелились заметить Ему об этом и заговорили о произведенных покупках.

Между тем женщина, от поразившего ее изумления забыв даже свой водонос, побежала в город рассказать о своей чудесной встрече. Явился человек, который открыл ей «самые тайны ее жизни. Не Он ли Христос Мессия? Самаряне, которые во всех евангельских замечаниях о них являются более простыми и податливыми на убеждения, чем иудеи, скоро побежали из города по ее указанию, и когда уже видно было их приближение, ученики побуждали Спасителя есть, потому что было уже заполдень, а Он так истощился в пути. Но всякий голод в Нем был утолен удовлетворением цели Его служения. «У Меня есть пища, – сказал Он, – которой вы не знаете». Разве они не знали, что с самого детства Он жил не хлебом одним? Но ученики, при своем обычном простодушии, не поняли этого замечания и подумали, что, вероятно, кто-нибудь принес Ему есть. Можно представить, как тяжело было Ему таким образом на всяком шагу, даже в своих собственных избранниках, встречаться с такой странной неспособностью понимания более глубоких духовных мыслей. Но нетерпения не было в том, кто был кроток и смирен сердцем. «Моя пища, – сказал Он, – есть творить волю пославшего Меня и совершить дело Его». И затем, указывая на жителей Сихема, стекавшихся к Нему по равнине, Он продолжал: «Вы говорите, что еще четыре месяца до жатвы. Взгляните на эти поля, как они пожелтели для духовной жатвы. Вы будете радостно пожинать жатву, которую Я посеял трудом и страданьем; а Я, сеятель, радуюсь при мысли об этой радости грядущей».