Андрей Десницкий - Библия: Что было «на самом деле»?

Книга Бытия возводит израильский (и не только израильский) народ к Аврааму, Исааку и Иакову – трем легендарным личностям, которых принято называть патриархами. Библейские повествования о предыстории и ранней истории Израиля, несомненно, отражают не точку зрения Авраама, Исаака и Иакова, а воспоминания о них дальних потомков, поэтому мы на материале этих повествований можем судить в первую очередь о том, что было значимо и актуально для израильского народа в последующие времена, и именно на основании этих наблюдений приблизительно датировать окончательную версию, дошедшую до нас в библейских книгах.

Понятно, что едва ли мы можем рассчитывать найти независимые подтверждения этих рассказов и менее всего можем подтвердить их археологическими находками, но значит ли это, что рассказы о патриархах должны быть признаны мифическими и принципиально не проверяемыми нарративами, вроде сказаний об Илье Муромце в русском фольклоре (притом что человек с таким именем реально существовал)?

По-видимому, можно поставить вопрос так: что в этих повествованиях совпадает с известными нам сведениями о жизни на Древнем Ближнем Востоке, а что отличается от них? Далее, можно попробовать приблизительно датировать те события, которые легли в основу этих рассказов (условно говоря, определить время жизни патриархов), а также ту эпоху, когда повествования о них приняли нынешний вид.

Первое, что бросается в глаза, – некоторые анахронизмы в повествовании. Согласно любым расчетам, Авраам никак не мог жить раньше середины II тысячелетия до н. э., но в Книге Бытия (12:16) он разводит верблюдов, хотя, как утверждают справочные издания, это животное было одомашнено не ранее конца II тысячелетия до н. э. – впрочем, споры о точном времени их одомашнивания продолжаются до сих пор, и главным топливом для этих споров служит именно достоверность библейских рассказов о патриархах.

Но есть другой, уже несомненный пример анахронизма: в Бытии (21:34) рассказано, как Авраам жил в филистимской земле, хотя поселение филистимлян в Ханаане надежно датируется XII в. до н. э. Очевидно, в том и другом случае составитель окончательной версии текста описывал мир, в котором жил сам, но это еще не означает недостоверность остальной части повествования. Собственно, называя эту землю Палестиной, мы допускаем такой же анахронизм, ведь это латинское название.

Первым о привязке этих повествований к археологическим данным задумался У. Олбрайт, поместив их в средний бронзовый век (начало II тысячелетия до н. э.). В те времена, судя по археологическим данным, в Ханаане процветали города. Странствия Авраама Олбрайт связал с документами из Кюльтепе в Анатолии, где говорилось о торговле с Месопотамией (его исход из месопотамского Ура и начальное продвижение на север) и с последующим вторжением кочевого народа амореев в Ханаан (по-видимому, его масштаб и значительность были сильно преувеличены, об амореях мы поговорим ниже). Далее, Р. де Во предложил сместить эту хронологию к середине II тысячелетия до н. э., ко временам значительного упадка той самой городской культуры. Впрочем, к Аврааму в любом случае городская жизнь Ханаана имеет довольно опосредованное отношение.

Ключевую роль здесь снова сыграли небиблейские документы: таблички, найденные в 1920–30-х гг. в Нузи на севере Ирака, датируемые XV–XIV вв. до н. э [69] Ramsey G. W. The Quest for the Historical Israel. Reconstructing Israel’s Early History. London: SCM, 1981. Р. 27–33. . Это были хурритские архивы, раскрывавшие многие стороны семейной и социальной жизни того общества. В частности, бездетная пара могла усыновить раба, который становился ее наследником (как Элиэзер для Авраама и Сарры в Бытии (15:1–2)), а бесплодная жена могла отправить к мужу свою служанку, чтобы рожденный ею ребенок считался собственным ребенком жены (как Сарра поступила с Агарью в 16-й главе Бытия). Иными словами, оказалось, что за вычетом мелких анахронистических деталей, которые легко могут быть опущены, история патриархов прекрасно вписывается в социальный контекст того времени.

Но значит ли это, что социальные практики и институты, засвидетельствованные архивом из Нузи именно для середины II тысячелетия до н. э., характерны исключительно для этого периода? По-видимому, нет. Это мог быть некий общий фон той эпохи, и как раз по тому, что библейский автор отдельно оговаривает такие эпизоды и порой специально объясняет их, можно заключить, что во время написания окончательной версии текста они уже казались странными (тогда как упомянутые вскользь верблюды и филистимляне были, напротив, вполне обычны).

Как отметил Финкельштейн [70] Finkelstein I., Mazar A. The Quest for the Historical Israel. Debating Archaeology and the History of Early Israel. Ed. Schmidt B. B. Atlanta: SBL, 2007. Р. 47. , о времени сложения этого эпоса можно судить по темам, которым уделяется особое внимание. Значительное место в Книге Бытия отводится соперничеству двух близнецов: Иакова-Израиля и Исава-Эдома, прародителей одноименных народов. При этом Израиль оказывается младшим и вообще более слабым, но более сообразительным и, говоря современным языком, «цивилизованным»: он занимается оседлым скотоводством и земледелием, тогда как Эдом добывает пищу охотой. Особую роль в повествовании играет переход Израилем русла потока Яббок (Иавок) как границы территории Эдома в 32-й главе Бытия, которую мы рассматривали в разделе 3.6. «Борьба Иакова», – потенциально крайне опасное событие, которое заканчивается вполне благополучно благодаря вмешательству свыше.

Совсем нетрудно представить себе, что эта история была особенно актуальна в условиях острого соперничества израильтян и эдомитян, ощущавших при этом свое родство (для сравнения отметим, что ничего подробного не говорится о соперничестве других двух братьев – Исаака и Измаила, предка арабов). Ассирийские источники упоминают Эдом как сложившееся государство с конца VIII в. до н. э., так что будет логично отнести сложение эпоса о патриархах или по меньшей мере его значительной части примерно к этому периоду. Это, конечно, не означает, будто в более древние времена не существовало сказаний об Аврааме, Исааке и Иакове. Как раз упоминание древних обычаев усыновления рабов или детей служанки (мы не находим в Библии подобных примеров за пределами повествований о патриархах) показывает, что такие рассказы существовали и раньше, но собраны, актуализированы и записаны во вполне определенную эпоху.

Это время – конец VIII в. до н. э. – на первый взгляд кажется ничем не примечательным, но археологические раскопки свидетельствуют, что в Иудейском царстве примерно в это время начался бурный демографический и экономический рост. В 722 г. до н. э. Северное Израильское царство было захвачено Ассирией, его столица Самария уничтожена и, судя по всему, значительное число северян переселилось в Иудею, которая осталась относительно независимой, но была включена в единое с Ассирией экономическое пространство. Соответственно, можно предположить, что именно в это время возник спрос на тексты, которые объясняли бы происхождение израильтян и иудеев, их внутреннее единство в противопоставлении чуждому Эдому и другим народам.