Франко Нембрини - Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

[C этого момента «мои прозренья упредили глагол людей» , увиденное мной было бесконечно бо́льшим, чем то, что я способен выразить словами, потому что перед подобным прозрением слова отступают, и отступает память, не в силах «снесть таких обилий» , пораженная величием того, что настолько превосходит ее бедные человеческие способности.]

В общем, Данте говорит: наберитесь терпения, я смогу рассказать только то, что смогу, попробуйте сами увидеть Бога и потом рассказать о Нем.

[Если вы хотите понять, что за задача стоит передо мной, вспомните, что происходит со сновидениями: нам что-то снится, потом мы просыпаемся и, будучи не в силах восстановить четкие контуры сна, с трудом вспоминаем события, слова, людей… Что же остается запечатленным в нашей памяти? «Волненье», то есть чувство, испытанное нами в сновиденье: страх, если это был кошмар, или бесконечная нежность, если сон был приятным. Мы забыли, о чем именно был сон, но как свидетельство тому, что нам приснилось, остается пережитое нами чувство. «Таков и я: во мне мое виденье / Чуть теплится» : я уже почти ничего не помню, но что во мне подтверждает увиденное? Наслаждение, рожденное этим видением, которое испытанная мной нега «источает» , капля за каплей, в мое сердце.]

Память — это способность, благодаря которой прошлое вновь становится настоящим. В каком смысле настоящим? Она помогает нам вновь пережить нежность, страх, горечь, ужас — в общем, чувства, которые были порождены нашим прежним опытом.

О том же говорит и Данте: я не могу вспомнить все то, что увидел, но испытанное мной наслаждение, которое я переживаю и сейчас, мысленно возвращаясь к этому моменту, является доказательством того, что увиденное мной истинно.

[ «О Боже, — это призыв Данте, — „над мыслию земною/ Столь вознесенный“ , настолько превышающий наши жалкие человеческие слова (в том смысле, что нашей мысли не дано даже отдаленно приблизиться к глубинам Божественного), даруй мне эту благодать: „памяти моей / Верни хоть малость виденного мною“ , позволь мне вспомнить хоть малую толику того, что я увидел, когда Ты мне явился. „И даруй мне такую мощь речей, / Чтобы хоть искру славы заповедной / Я сохранил для будущих людей“. Дай моей речи способность выразить хотя бы отсвет, малейший отблеск, „искру“ Твоей славы, которую я смог бы оставить как свидетельство потомкам, тем, кто будет меня читать в грядущие века, всему человечеству, потому что тогда люди узнают о Твоей победе, о том, что Ты Господь, и им будет легче жить. Даруй мне способность совершить этот труд „для пользы мира, где добро гонимо“ [292] Данте Алигьери. Божественная комедия. Чистилище, песнь XXXII. Ст. 103. , во благо людей, моих несчастных братьев».]

И это при том, что столь многие называют «Рай» «бесплотной» кантикой, оторванной от современной жизни… Данте осознает свою задачу и свою ответственность, понимает, что то, что ему было дано увидеть, должно принадлежать всем и навсегда, он не может оставить это только для себя. Позвольте мне вспомнить в этой связи пронзительные слова, произнесенные папой Франциском во время встречи с представителями католических движений в канун Пятидесятницы: «Иисус стучит в наши двери не только для того, чтобы войти, но и для того, чтобы выйти». Это удивительный образ: может быть, ты даже встретил Христа, но Он мог задохнуться в порочном воздухе твоей замкнутости, твоего одиночества. Единственный способ для того, чтобы Он вошел, — позволить Ему выйти. По-настоящему нашим становится только то, чем мы делимся, это закон природы, и об этом мы уже говорили. По-настоящему твое, неотъемлемо тебе принадлежит только то, чем ты делишься с миром, сообщаешь, выкрикиваешь, иначе ты это теряешь. «Католический» [293] В переводе с греческого «католический» — от katà и òlos — означает «всецелый, универсальный». — Прим. перев. означает данный всем, отданный миру. И Данте прекрасно знает об этой ответственности.

Данте начинает рассказ о невозможном, о том, как он увидел Бога.

[ «Свет был так резок» , но я выдержал эту резкость, потому что понимал, что если отведу взгляд, то я пропал. Невозможно, никак невозможно оторвать взор, когда мы видим Истину. Это сложно, это требует усилий, режет глаза, но это происходит естественно — невозможно заставить себя оторваться от созерцания этой красоты, этой правды.

И тогда меня «окрылило» именно это чувство высшей, конечной притягательности, я набрался смелости и стал глядеть до тех пор, «доколе в вышине / Не вскрылась Нескончаемая Сила» , пока мой взгляд не встретился с «Нескончаемой Силой», то есть с Богом.

Какая исключительная благодать была мне дарована, что мне удалось совершить столь неслыханную, неподвластную смертным вещь — «вонзиться взором в Свет Неизреченный» , так что моя способность видеть была задействована в максимальной полноте.]

И что же увидел Данте, направив взгляд на Самого Бога?

Первое видение, один из самых глубоких из созданных им образов.

[Я увидел, что в Божественной глубине, «в этой глуби сокровенной» таится, как дитя в утробе матери, сплетенное любовью в некую книгу, окутанное Божественной любовью, «то, что разлистано по всей Вселенной» , то, что в этом мире разобщено, разъято, разделено.]

Данте использует образ книги. Книга «разлистана», то есть порвался переплет и разлетелись страницы («дьявол», согласно греческой этимологии слова, означает разделяющий, раскалывающий; и, напротив, «символ» — то, что соединяет, сливает воедино).