Коллектив авторов - Иисус. Все мировые исследования

Кроме того, о политической программе Иисуса, возможно, говорят и два других эпизода. Клеопа надеялся, что Иисус есть тот, кто «должен избавить Израиля» (Лк 24:21). После Пасхи последователи Иисуса в Иерусалиме спрашивают: «Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?» (Деян 1:6).

Конечно, о многих других действиях, приписываемых Иисусу, по-прежнему идут споры. Некоторые ревностные исследователи заключают, что Иисус был маргинальным иудеем или средиземноморским крестьянином, – либо их привлекают эти мысли. Я не могу причислить Иисуса ни к первым [1044], ни ко вторым [1045]. Иисус был ревностным иудеем, и главным для него всегда оставался Храм. Он был слишком утончен, образован и вовлечен в жизнь города, чтобы счесть его одним из «крестьян». Археологические раскопки в Нижней Галилее вообще указывают на то, что к крестьянам лучше не причислять никого из современников Иисуса [1046]. Евреи переселились из Иудеи в Нижнюю Галилею после победы Хасмонеев и владели землей, на которой работали (пока некоторые не стали наемными работниками или их не заставили перейти на заболоченные участки [ср.: 1 Ен 37–71]).

В прошлом важнейшей темой для исследователей были методы, позволяющие устанавливать подлинность действий, приписываемых Иисусу. К счастью, Брюс Чилтон и Крэйг Эванс издали книгу, которой предстоит играть важнейшую роль при любом исследовании действий Иисуса в будущем. Это сборник под названием «Установление подлинности действий Иисуса», в котором девятнадцать экспертов рассказывают о своих методах и делятся выводами. Сборник призван «прояснить, какие методики позволят отделить предания и смыслы, восходящие к Иисусу, от тех, которые восходят к позднейшим хранителям традиции и к евангелистам» [1047]. Треть книги посвящена описанию соответствующих методик и предпосылок, а остальные две трети – установлению подлинности действий Иисуса. Там есть и статьи Мартина Хенгеля и Крэйга Эванса, в которых авторы утверждают, что миссия Иисуса имела мессианский характер. Лично я убежден в том, что Иисус в каком-то смысле считал себя Мессией, хотя никогда не называл себя Христом [1048].

Уильям Классен вновь ставит трудный вопрос: «Что именно предал Иуда?» [1049]– и не соглашается с теми мнениями, какие высказывали Маркус Борг, Рут Такер, Джон Доминик Кроссан и другие авторы. Классен справедливо отмечает, что использовавшийся в Новом Завете для описания поступка Иуды глагол παραδίδωµι со значением «передать» (в частности как «передают» предание) не означает «предать». В греческом существует слово для предательства, προδίδωµι, – этот глагол не встречается в Новом Завете [1050]. И, по мнению Классена, «Иуда действовал из послушания Христу, так что его поступок – передача Иисуса в руки властей – мог быть исполнен из послушания воле Божьей» [1051].

Классен справедливо указывает на то, что Иуда – персонаж намного более положительный, чем представляют его последующие христианские предания. Он принадлежал к Двенадцати и, возможно, был казначеем группы учеников Иисуса (Ин 12:6; 13:29). Позднейшие пласты Евангелий явно склонны очернять Иуду все сильнее. Истолкование повествований и суть евангельской риторики позволяют понять, что Иуда покинул группу Иисуса, вступил в союз с его врагами и начал тот процесс, который в итоге завершился распятием Иисуса.

Мы не в силах понять ни мотивы Иуды, ни того, что в итоге думал о нем Иисус. Был ли Иуда предателем? А если был, то что он предал? Просто указал врагам на Иисуса, раскрыв его личность? Нет, Иисуса и так все прекрасно знали. Выдал тайное место молитвы Иисуса? И снова нет: Иисус, желая вознести молитву, покидал Иерусалим, и в Гефсиманию, с ее оливковой рощей, доступной для всех, он приходил часто.

Важно попытаться понять, что нам достоверно известно о причинах ужасной смерти Иисуса в 30 г. н. э.? [1052]Иисус пришел в Иерусалим из Галилеи, чтобы праздновать Пасху. Понтий Пилат привел тысячи своих солдат из Кесарии Приморской в Святой Город, чтобы поддерживать порядок во время торжества. Паломники прибывали туда отовсюду, особенно из Парфии, с востока, и с запада из Рима, чтобы отметить ежегодное торжество. Город наполняла мессианская и эсхатологическая горячка, когда иудеи начинали отмечать – точнее, заново переживать – тот момент, когда Бог вступился за них и спас их от власти фараона, выведя их из Египта «рукою крепкою и мышцею простертою». Кроссан описывает политическую и социальную обстановку этого момента так: «Каиафа и Пилат, несомненно, единодушно решили еще до начала праздника, что при любом нарушении порядка нужно действовать незамедлительно и жестко, и, возможно, во имя будущего блага стоит даже в самом начале кого-нибудь распять» [1053]. Каиафа и Пилат, обязанные хранить порядок на фоне потенциальных кризисов и, скорее всего, имевшие поддержку многих священников из саддукеев, неизбежно должны были видеть в Иисусе опасность, ведь он мог взволновать буйные толпы (самый нестабильный из всех социальных институтов), – так что его мгновенно удалили с общественной арены и заключили в тюрьму. Возможно ли, что некоторые иудейские вожди, желавшие его арестовать, надеялись, что это временная мера, которая защитит Иисуса от опасности? Возможно ли, что их благие намерения повлекли за собой дурные последствия?

Как соотносятся две толпы из описания последней недели жизни Иисуса: толпа, приветствовавшая его при входе в Иерусалим, – и толпа, которая кричала: «Распни его!»? Быть может, никак? Но в любом случае, толпа – это сигнал опасности для хранителей общественного порядка.

Рудольф Бультман и его последователи, которые по сути дела задавали тон в сфере исследований Нового Завета с 1940-х по 1970-е годы, старались преуменьшить важность наших знаний об историческом Иисусе. Вот что говорил сам Бультман:

Я действительно думаю, что мы не в состоянии узнать почти ничего о жизни и личности Иисуса [daβ wir vom Leben und von der Persönlichkeit Jesu so gut wie nichts mehr wissen können], поскольку раннехристианские источники не проявляют к ним интереса и более того, носят фрагментарный характер и часто передают легенды, а других источников, повествующих об Иисусе, не существует [1054].

На эти слова часто ссылаются, но их редко цитируют точно. Для нас же достаточно того, что это мнение Бультмана оказало огромное влияние на мысль во всем мире, особенно после Второй мировой войны, и до сих пор воспринимается некоторыми специалистами по Новому Завету как аксиома. И это положение стало эталоном, по которому сверяют все «новые» данные психобиографии. Но у нее совершенно иная парадигма интерпретации доступных источников!

Христиане серьезно относятся к жизни Иисуса, полагая, что вера в него есть вера в конкретного человека, совершившего нечто крайне важное для верующих в него. И они просто обязаны знать что-то об Иисусе как человеке; о том, что он сделал; о том, почему он собирал вокруг себя толпы; о том, кем он себя считал и почему он умер на кресте у западной стены Иерусалима. И хотя Бультман воздерживался от любого изучения деяний Иисуса, Сандерс благоразумно вернул их в наше поле зрения, а те, кто пользуется психобиографическим методом, помогают нам понять (или хотя бы предположить), почему Иисус действовал так, как о нем рассказывают. Ближе к концу данной главы мы познакомимся с этим аспектом «Исследования Иисуса». Психобиография ставит поступки Иисуса в центр внимания, и движет ей явно не христианская догматика (иными словами, она не стремится доказать истинность христианства).