Коллектив авторов - Иисус. Все мировые исследования

Впрочем, один пункт рождает особо жаркие споры. Некоторые исследователи, такие как Маркус Борг [1062], уверены в том, что проповедь Иисуса не содержала эсхатологии. Лично я, как и очень многие в «Исследовании Иисуса», убежден, что учение Иисуса носило эсхатологический и апокалиптический характер. К сожалению, нельзя сказать, что сегодня эту точку зрения разделяет подавляющее большинство, – однако так, несомненно, считают те, кто изучал ранний иудаизм и самые древние предания об Иисусе.

По мнению Классена, участники «Семинара по Иисусу» стремятся «освободить» Иисуса от «уз еврейской апокалиптики», чтобы «создать Иисуса по своему подобию» и «сделать его приятнее» [1063]. Отрицая эсхатологический и апокалиптический характер учения Иисуса (поскольку образ Иисуса, представший в свете такого учения, не привлекает современного человека), исследователи нарушают одно важнейшее методологическое правило: наши желания не должны порождать наши мысли. Иными словами, христиане, вовлеченные в «Исследование Иисуса», должны позволить Иисусу оскорблять их чувства.

И если апокалиптический Иисус оскорбляет чувства многих участников «Семинара по Иисусу», значит, они плохо понимают иудейское апокалиптическое богословие и вряд ли потратили годы на то, чтобы его глубоко изучить. Апокалиптическая эсхатология раннего иудаизма изображает Бога, вовлеченного в земные реалии; он посылает вестников (особенно ангелов), чтобы передать свою волю и свое видение иного мира или зари иного века, когда верные получат награды. И когда кто-то делает вывод о том, что на Иисуса не влияла апокалиптика, стоит спросить, не скрыто ли за этим желание «осовременить» Иисуса [1064].

Но разве образ палестинского еврея, делающего акцент на том, что его миссия не направлена на язычников, не оскорбляет наши чувства еще сильнее? Одно из достоинств психобиографического подхода, несомненно, в том, что он позволяет нам прийти к поразительным ответам, – и ничто не довлеет над нами и не мешает честно спрашивать [1065].

Для меня образ Иисуса неизбежно связан с апокалиптикой и эсхатологией: этого требует беспристрастное изучение преданий об Иисусе в Новом Завете и изучение его роли в палестинском иудаизме до 70 г. н. э. [1066]. И если исследовать этот вопрос, отказавшись от предрассудков, можно найти в этом образе нечто привлекательное, а не смущающее, – и для многих Иисус предстанет как иудей с прекрасной и великой мечтой.

Настоящее тревожило Иисуса столь же сильно, как и будущее – но и будущему он был предан так же ревностно, как и настоящему. Некоторые из тех, кто стремился исследовать образ Иисуса, не сумели изучить иудейскую апокалиптику, – и нередко утверждают, будто она в большей мере связана не с будущим, а с настоящим. Скажем, Енох предвидит грядущие события, обретает мудрость и делится своими прозрениями с теми, кто страдает на этой земле ( 1 Ен 91–107). Подобные рассуждения – отражение хаоса, царящего сегодня в сфере изучения исторического Иисуса. Споры в издаваемых книгах заставляют задуматься о том, как же нам все-таки понять, о чем говорил Иисус, и пока еще неясно, как в этом нам поможет психобиография.

В частности, спорят вот о чем: действительно ли Иисус призывал к себе грешников, не требуя от них покаяния? Это решительно утверждает Эд Сандерс, с которым я согласен по многим вопросам. Но должен признать, в данном случае мне ближе взгляд Н. Т. Райта, и я полагаю, что Иисус призывал грешников покаяться. Слова Четвертого Евангелия о необходимости покаяться и оставить грех (например, Ин 7:53–8:11) отражают это мнение Иисуса в той же мере, что и любые другие тексты Нового Завета, пусть даже данный отрывок изначально не был частью Евангелия от Иоанна.

Я надеюсь, что мой перечень аспектов учения Иисуса наглядно представляет то, что происходит в этой сфере. Подобные списки создавали и другие авторы, скажем, Райт и Сандерс, и сходство между ними порой поражает. Таким образом, от декларативной позиции: «Мы ничего не можем узнать об Иисусе» мы перешли к вопросу: «Сколь многое об историческом Иисусе мы способны узнать?» Впрочем, возможно, что и здесь главная роль остается за методологией. Откуда мы знаем, что слышим голос Иисуса, а не просто искаженное эхо, дошедшее до нас через тех, кто никогда Иисуса не видел? [1067]

Знаменитый труд Бультмана «Теология Нового Завета» начинается с ошеломляющего вывода: « Весть Иисуса – предпосылка теологии Нового Завета, а не часть этой теологии» [1068]. Я не в силах понять, почему Бультман сделал такое заявление. Он написал книгу об Иисусе, в основном – о его учении, и уместно было бы объяснить, как мысли, выраженные там, соотносятся с «Теологией Нового Завета». Я рассматриваю Иисуса в контексте иудаизма эпохи Второго Храма, помню о важности психобиографии в исследовании Иисуса, и я скорее подчеркнул бы тот факт, что творческая мысль раннего иудаизма – это предпосылка для теологии Иисуса, из которой возникла теология Нового Завета.

Иными словами, то, что сам Бультман и особенно его последователи считали творчеством «ранней Церкви», я расцениваю как проявление творческой мысли раннего иудаизма в Палестине до 70 г. н. э. Быть может, психобиография позволит нам хотя бы допустить мысль о том, что самопонимание Иисуса могло сформироваться под влиянием представлений раннего иудаизма о Сыне Человеческом, Мессии и Праведнике. Сегодня почти все исследователи «Притчей Еноха» ( 1 Ен 37–71) полагают, что этот текст создан иудеями до начала миссии Иисуса в Нижней Галилее [1069]; и если это верно, то связь между Сыном Человеческим, Мессией и Праведником присутствовала не только в этой книге, но в мыслях современников и соотечественников Иисуса. И, наконец, в учении Иисуса мы можем видеть начало новозаветного богословия: это показали Иеремиас, Гоппельт и другие авторы [1070].

В отличие от последователей Бультмана, специалисты наших дней, занятые в «Исследовании Иисуса», охотно обсуждают мессианские представления Иисуса о себе самом. Теперь всем очевидно, что Иисус был иудеем до глубины души и что канонические Евангелия несправедливо пытаются возложить вину за смерть Иисуса на «иудеев». Кроме того, сегодня позитивизм не в почете, и ученые склонны говорить о своих выводах как в той или иной мере «вероятных», подчеркивая, что достичь объективности всегда непросто, но полученные заключения – это не беспочвенные спекуляции.

Еще до начала Второй мировой войны Шерли Джексон Кейс предложил исследователям социологический подход к историческому Иисусу, но в 1947 году, не успев завершить свою вторую книгу об Иисусе [1071], Кейс умер. В 1978 году вышла книга Герда Тайсена «Социология раннего христианства в Палестине» [1072], с которой началось социологическое изучение Иисуса [1073]. В 1989 году Ричард Хорсли опубликовал книгу «Социология и движение Иисуса» [1074]; а в 1999 году вышла еще одна большая работа подобного плана: книга «Движение Иисуса», которую издали Эккехард Штегеман и Вольфганг Штегеман [1075]. В ней исследовался социальный мир Иисуса.