Коллектив авторов - Иисус. Все мировые исследования

Все попытки найти так называемого исторического Иисуса натыкаются на слабость человеческой памяти. Даже если предположить, что Евангелия от Матфея и от Иоанна написаны очевидцами, а Марк и Лука, не будучи очевидцами сами, получали от очевидцев свой материал, – необходимости критической работы это не отменит [523] Не так давно достойную внимания попытку тесно связать канонические Евангелия со свидетельствами очевидцев предпринял Ричард Бокэм. См.: Richard Bauckham, Jesus and the Eyewitnesses: The Gospels as Eyewitness Testimony (Grand Rapids: Eerdmans, 2006). . Очевидцы вечно чего-то не помнят или помнят неправильно; личные воспоминания ничуть не более объективны или непогрешимы, чем труд историка. «Грехи памяти» [524] Источник фразы: D. L. Schacter, The Seven Sins of Memory: How the Mind Forgets and Remembers (Boston: Houghton Mifflin, 2001). бесчисленны – современные исследования находят этому множество подтверждений.

• Вспоминать – не значит воспроизводить прошедшие события точно в том виде, как мы их восприняли. Память – по крайней мере, долговременная память – не только воспроизводит, но и воссоздает; она включает в себя воображение. Мы можем помнить не то, что произошло на самом деле, а то, что об этом думаем; наша память о единичном событии часто носит составной характер, представляет собой плод «процесса схематизирования» [525] G. A. Bonanno, «Remembering and Psychotherapy», Psychotherapy 27 (1990): 175–186, цит. с. 177. , слияния воедино взаимосвязанных или повторяющихся воспоминаний. Когда нас просят вспомнить прошлый День благодарения – мы заимствуем подробности из того, что знаем об этом празднике вообще, и воспоминания о конкретном Дне благодарения оказываются дополнены и частично заменены воспоминаниями о Днях благодарения в прошедшие годы.

• Порой ход времени проясняет события прошлого, однако в целом со временем наши воспоминания меркнут. Прошедшие недели, месяцы и годы затемняют воспоминания, крадут детали, снижают эмоциональную интенсивность. «На выходе» оказывается меньше, чем «на входе».

• Использование прошлого в интересах настоящего – грех, в котором критики былых времен обличали каждую страницу канонических Евангелий – ведет к искажению, поскольку эти интересы (в число которых почти всегда входит развлечение читателей или слушателей) прямо влияют на то, что извлекает рассказчик из своих воспоминаний и как он их интерпретирует. И отдельные люди, и целые коллективы преобразуют свои воспоминания в соответствии с определенными схемами, которые отвечают их нынешним задачам.

• Если, как в случае с каноническими Евангелиями, память становится историей – в игру вступают законы повествования и оформляют воспоминания на свой лад. Рассказчики стремятся извлечь из хаоса жизни порядок: они неизбежно навязывают своему материалу определенное начало, содержательную связность в середине и удовлетворительное завершение «сюжета» в конце. Кроме того, они склонны создавать стереотипное представление о своих персонажах, разделяя их на протагонистов и антагонистов, героев и злодеев.

• Воспоминания, выходящие за пределы личной памяти отдельных людей, нуждаются в одобрении со стороны какой-либо общины или социального института – и, следовательно, должны отвечать их интересам. Группы людей не станут бережно хранить и повторять воспоминания, противоречащие тому, что им дорого. Выживает то, что одобряет коллектив – а то, что не одобряется, исчезает.

• Воспоминания могут неверно передавать последовательность событий. Зачастую мы нетвердо помним, когда произошло то или другое, или меняем события местами. «Суждения о времени событий, по всей видимости, носят в высшей степени реконструктивный характер» [526] Об этом в источнике: C. P. Thompson et al., Autobiographical Memory: Remembering What and Remembering When (Mahwah, N. J.: Lawrence Erlbaum Associates, 1996), с. 204. .

• Люди могут «помнить» и то, чего с ними никогда не происходило. Иногда, просто услышав и подумав о каком-либо событии, они начинают верить, что сами были ему свидетелями. Бывает и так, что человек видит что-либо своими глазами, однако впоследствии его реальные воспоминания преображаются в соответствии с ожиданиями или ошибочными рассказами других.

• Мы склонны проецировать на прошлый опыт свои нынешние обстоятельства, взгляды и предрассудки, «подтягивая» наше прошлое Я к настоящему. Например, мы можем считать, будто в тот или иной момент верили в то, во что на самом деле поверили позже – и соответственно корректировать свои воспоминания. «Это должно было быть так» превращается в: «Разумеется, это так и было!»

Эти грехи памяти – список которых можно было бы и продолжать – конечно же, тревожат тех, кто исследует жизнь Иисуса. У нас нет причин верить в то, что те, кто его помнил, были застрахованы от подобных ошибок. Сравнивая наши источники и отмечая многочисленные расхождения между ними, мы убеждаемся в том, что подобный скептицизм вполне оправдан. Даже там, где Евангелия доносят до нас истинные воспоминания очевидцев – кто сказал, что эти воспоминания соответствуют действительности?

Скептицизм этот, разумеется, имеет давнюю историю; он возник задолго до современных исследований памяти. Именно понимание того, что наши источники не похожи на архивы фотографий и диктофонных записей, привело исследователей к поиску и разработке критериев подлинности, которые активно обсуждаются и применяются уже несколько десятилетий. К этим критериям и их применимости я отношусь с большим сомнением. Однако жалобы на эту тему я уже высказывал в других местах [527] Серьезные сомнения относительно наших стандартных критериев подлинности я впервые высказал в источнике: Jesus of Nazareth: Millenarian Prophet (Philadelphia: Fortress, 1998); там я старался их оправдать, но впоследствии оставил эти попытки. , и нет нужды повторять их здесь. Сейчас я хочу поговорить о другом. Мое желание – показать, что, даже не сковывая себя стандартными критериями и не пытаясь решить, до какой степени принадлежит Иисусу то или иное высказывание, или происходило ли в действительности то или иное событие, мы все же можем кое-что узнать об историческом Иисусе. Свой тезис я проиллюстрирую на примере темы: Иисус и эсхатология.

Впрочем, вначале я сделаю еще несколько замечаний о человеческой памяти. Наблюдая за собой, мы замечаем, что наши долгосрочные воспоминания, представляющие собой «постоянно развивающиеся обобщения» [528] I. Rosenfield, The Invention of Memory (New York: Basic Books, 1988), с. 76. , обычно включают в себя «события, лица, разговоры целиком – не отдельные эпизоды, не детали лиц, не слова, из которых складывался разговор» [529] J. Henderson, Memory and Forgetting (London: Routledge, 1999), с. 28–29. . Иными словами, по мере того как наши воспоминания бледнеют и тают, от них сохраняется – если сохраняется вообще – общий облик, суть того или иного явления или события. Мы можем забыть слова или построение фразы, но помним ее смысл и значение. По выражению одного исследователя: «Буквальные черты, воспринимаемые чувственно, стираются быстрее, чем то, что воспринимается умом» [530] S. J. Ceci, «False Beliefs: Some Developmental and Clinical Considerations», в кн.: Memory Distortion: How Minds, Brains, and Societies Reconstruct the Past (ed. D. L. Schacter; Cambridge: Harvard University Press, 1995), с. 96. . Ограбленный человек едва ли забудет, что его ограбили; однако, как показывают критические исследования криминальных сводок – это обстоятельство ничуть не помогает пострадавшему запомнить во всех подробностях внешность грабителя.