Коллектив авторов - Иисус. Все мировые исследования

Не только внутренними противоречиями в мессианских чаяниях объясняется то, что Иисус не спешил их принять. Решающую роль здесь также играет аксиома о непредвиденности статуса. Иисус не мог сам приписать себе мессианское достоинство. Иудейское предание, засвидетельствованное Иустином, говорит об этом так: «Даже когда Мессия родился и живет где-то, он неизвестен: сам он не знает, кто он, и не имеет силы, пока не придет Илия, дабы помазать его и открыть всем» ( Разг 8.4). Здесь перед нами установление статуса, неразрывно связанное с провозглашением статуса. В Псалмах Соломона нелегитимное царствование отвергается как самозваное: «В славе воздвигли [ἔθεντο] они [земное] царство в знак величия своего. Пустым сделали они трон Давидов в многошумном высокомерии» (17:7–8). Мессия, напротив, всей своей властью обязан Богу. О нем говорится: «Призри на них, Господи, и восставь им царя их, сына Давидова» (17:23). Очевидно, Иисус не мог открыто подтвердить справедливость мессианских ожиданий окружающих, поскольку был убежден, что лишь во власти Бога даровать ему этот статус – и лишь Бог может его провозгласить. В Евангелии от Иоанна мы находим следы нежелания Иисуса принимать титул «Мессия». После рассуждения о Пастыре Добром «иудеи обступили Его и говорили Ему: долго ли Тебе держать нас в недоумении? Если Ты Христос, скажи прямо. Иисус отвечал им: Я сказал вам, и вы не верите; дела, которые творю Я во имя Отца Моего, они свидетельствуют о Мне» [619] Типичный для Иоанна мотив. Братья тоже побуждают Иисуса открыть себя миру! «Ибо никто не делает чего-либо втайне, и ищет сам быть известным. Если Ты творишь такие дела, то яви Себя миру» (Ин 7:4). (Ин 10:24–25).

Но что же сказать о самом загадочном именовании Иисуса – Сыне Человеческом?

Сын Человеческий

На мой взгляд, вполне очевидно, что Иисус действительно использовал выражение «Сын Человеческий». Оно засвидетельствовано во многих потенциально независимых преданиях: в Источнике Речений [620] Лк 7:34; 9:58; 11:30; 12:8, 10, 40; 17:24, 34. , в оригинальном материале Матфея [621] Мф 10:23; 13:37, 41; 25:31. и Луки [622] Лк 17:22; 18:8; 19:10; 21:36; 22:48. , в Евангелиях от Марка [623] Мк 2:10, 28; 8:31, 38; 9:9, 12, 31; 10:33, 45; 13:26; 14:21, 41, 62. и от Иоанна [624] Ин 1:51; 3:13, 14; 5:27; 6:27, 53, 62; 8:28; 9:35; 12:23, 34; 13:31. , и один раз – даже в Евангелии Фомы [625] Ев. Фом 86. Другие случаи: Ев. евр, фрагм. 7; Ев. Фил 102, 120; Ап. Иак 3; Диал. Спас 37, 40, ср.: 25. . Выражение это мы слышим почти исключительно из уст самого Иисуса [626] Исключение: вопрос народа «Кто Этот Сын Человеческий?» в ответ на странное утверждение: «…пришел час прославиться Сыну Человеческому». Кроме того, Сын Человеческий появляется в видениях Стефана в Деян 7:55–56 и в Откр 1:13 и 14:14. . Верно, что в некоторых изречениях слова «Сын Человеческий» имеют явно вторичный характер – они вставлены как замена «Я» в прямой речи Иисуса [627] Например, в Мф 16:13 (ср.: Мк 8:27) и Мф 19:28 (ср.: Лк 22:30); ср.: Joachim Jeremias, «Die älteste Schicht der Menschensohn-Logien», ZNW 58 (1967): 159–172; idem, New Testament Theology: The Proclamation of Jesus (trans. John Bowden; New York: Scribner, 1971), с. 262–264. . Не все изречения, в которых присутствует выражение «Сын Человеческий», непременно содержали его с самого начала. Однако сам этот процесс в предании ясно показывает нам, что в изначальном христианстве слова «Сын Человеческий» понимались как общепризнанное самоопределение Иисуса. Многочисленные свидетельства этого выражения наводят на мысль о том, что оно действительно восходит к историческому Иисусу. И тем не менее сложности в его интерпретации снова и снова заставляют исследователей усомниться в его подлинности. Что же это за сложности?

В преданиях об Иисусе, упоминающих о «Сыне Человеческом», сочетаются две лингвистические традиции. В повседневном языке «сын человеческий» означает просто «человек»; но в языке прорицателей это – единственная в своем роде фигура, величественная и небесная, которой Бог передает правление миром в седьмой главе Книги Даниила. Повседневная языковая традиция антропологична, визионерская – мифологична. Использование в повседневном языке не несет в себе никаких ролевых ожиданий, разве только подчеркивает человечность Иисуса – быть может, в противовес чему-то иному. Использование в визионерском языке мы находим, вне Евангелий, лишь в трех апокалиптических текстах: в Дан 7, Книге подобий Еноха (Эфиопский Енох, 1 Ен 37–71) и 3 Ездр 13. По этим скудным остаткам традиции сложно судить, насколько широко она была распространена. Использование выражения «Сын Человеческий» у Иисуса связано с визионерскими текстами по содержанию, однако по форме близко к повседневной языковой традиции.

1. Сын Человеческий упоминается не в визионерских описаниях, но в словах, не предполагающих никакого экстатического опыта. Это соответствует повседневной языковой традиции [628] Исключение – видение Стефана в Деян 7:55–56. Во время побития камнями он видит небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего по правую руку от Бога. Суд народов в Мф 25:31–46 может предполагать «видение», однако каких-либо аллюзий на мистический опыт мы в этом тексте не встречаем. .

2. Ни разу мы не встречаем сравнительной конструкции «как бы» из Дан 7, где говорится: «…как бы Сын Человеческий». Иисус постоянно говорит просто о «Сыне Человеческом». Это также соответствует повседневной языковой традиции [629] В английском языке определенность выражает удвоенный артикль: the Son of the Man. Там, где НЗ открыто ссылается на Дан 7, артикль не используется (как в Ин 5:27). Схожим образом он не используется в описаниях видений, содержащих скрытые отсылки к Дан 7 (Откр 1:13; 14:14). .

3. Иногда этот термин используется инклюзивно – как там, где говорится, что Сын Человеческий – господин субботы, ибо суббота создана для человека (Мк 2:27–28) [630] Евангелист Матфей понимает власть Иисуса прощать грехи на земле (Мф 9:6) как власть, данную человеку вообще (Мф 9:8). . Такие изречения также близки к повседневной языковой традиции.

В то же время содержание речений Иисуса о Сыне Человеческом напоминает о визионерской языковой традиции. В Дан 7 власть над миром от Бога принимает «как бы Сын Человеческий». Это существо противостоит четырем мировым империям – Вавилону, Мидии, Персии и Греции, – которых символизируют четыре зверя [631] Здесь я следую источнику: Othmar Keel, «Die Tiere und der Mensch in Daniel 7», в кн.: Hellenismus und Judentum: Vier Studien zu Daniel 7 und zur Religionsnot unter Antiochus IV (ed. O. Keel and U. Staub; OBO 178; Fribourg: Universitätsverlag, 2000), с. 1–35. . Прежде Книга Даниила рассказывала о том, как вавилонский царь Навуходоносор уподобился зверю, а затем вернулся в человеческое общество и восстановил свое царское достоинство (Дан 4). Когда первый зверь, лев, поднимается на задние лапы, как человек, и обнаруживает человеческий ум – это означает превращение правителя в человека. Но в то же время это превращение отрицается: Вавилонское царство при Навуходоносоре остается львом, хоть и вставшим на задние лапы и обладающим человеческим разумом. Место его – среди зверей. В конце концов всех зверей победит «как бы Сын Человеческий» (кто-то, похожий обликом на «сына человеческого»). Этот «как бы Сын Человеческий» символизирует Царство Божье. Он олицетворяет собой власть «святых Всевышнего», которая отождествляется с властью Израиля (Дан 7:18, 22, 25, 27). Это противопоставление зверя и человека было несвойственно Древнему Ближнему Востоку. Впервые оно появляется в греческой философии, в которой прямохождение и разум воспринимались как неотъемлемые атрибуты человека, отличающие его от животного. Книга Даниила, с ее антиэллинистическим настроем и в то же время мечтой о «человеческой» власти, зависит от греков, хоть и восстает против них. Вот почему мы не можем просто противопоставить визионерскую, «мифическую» языковую традицию – и повседневную, «антропологическую». О «Сыне Человеческом» на небесах говорится, что он подобен людям на земле. Визионерская языковая традиция Дан 7 несомненно повлияла на речения Иисуса о пришествии Сына Человеческого, в которых он предстает неким космическим существом. Сравнительная конструкция «как бы» здесь не используется. Сын Человеческий становится мифической фигурой. И все же мы можем разглядеть здесь следы той визионерской традиции, в которой очевиден антропологический акцент и имеет место смешение с повседневным языком.