Коллектив авторов - «Ислам, имеющий мирную и добрую сущность». Дискурс о традиционном исламе в среде тюрок-мусульман европейской части России и Крыма

Одним из инструментов публичного осуждения «нетрадиционных» исламских групп представителями религиозных центров мусульман Крыма становится распространенный в российском дискурсе концепт «традиционного ислама»:

За последние 10 лет было более десятка случаев, когда мечети попадали под влияние радикальных структур, в частности ваххабитов, хизбов и хабашитов. Сельсоветы выделяли землю под строительство местной религиозной общине. В общину по закону входило более 10 человек. И если эти люди становились последователями радикальных религиозных течений, то выживали оттуда приверженцев традиционного ислама и начинали пропагандировать там свою идеологию. Так как мечети были на балансе общины, секты могли управлять объектами [661].

Примечательно, что дискурс «традиционного ислама» стал приобретать популярность не только у представителей муфтиятов, но и у крымских политиков, которые довольно быстро освоили российскую риторику. Довольно часто это выражение можно услышать, например, от депутата Государственной Думы Руслана Бальбека, который курирует разные вопросы жизни крымских татар:

В украинский период из 400 мечетей только 5 имели правоустанавливающие документы. Это давало возможность экстремистским религиозным организациям участвовать в борьбе за культовые сооружения. Традиционный Ислам не имел возможности защищаться. Площадку получали деструктивные секты. Сейчас все мечети находятся в едином каноническом и юридическом подчинении. Россия объединила мусульман Крыма и защитила от влияния экстремистских течений [662].

Так же как и в республиках Российской Федерации, в Крыму концепт «традиционного ислама» оказался вплетен в общий дискурс «борьбы с экстремизмом и терроризмом», развиваемый государственными органами, официальными мусульманскими институциями и некоторыми экспертами. В рамках этой борьбы в настоящий момент на полуострове осуществляется преследование последователей двух исламских организаций – «Хизб ут-Тахрир» и «Таблиги джамаат». По обвинению в причастности к этим организациям 65 крымских мусульман уже либо получили тюремные сроки, либо находятся под следствием [663].

Заключение

Дискурс «своего/чужого» ислама присутствует в крымскотатарском обществе с конца 1990‐х гг. «Свой» ислам ассоциируется с сохранившимися религиозными традициями крымских татар, главным образом с обрядами, сопровождавшими ключевые события жизненного цикла человека – рождение, свадьбу, похороны и т. д. Основным критерием дифференциации между «своими» и «чужими» традициями для многих крымских татар было утверждение об их наличии или отсутствии у первых двух предшествующих им поколений – поколений их родителей и бабушек/дедушек.

В дискурсе «своего/чужого» ислама, развиваемом представителями религиозных центров мусульман Крыма, используется та же апелляция к наследию предков. В качестве идеала рассматривается досоветский период, когда позиции ислама на полуострове были более прочными, а люди – более богобоязненными и усердными в поклонении. Возрождение «своего» ислама видится через сохранение обрядовых ритуалов (рождение-свадьба-похороны), а также возврат к практике исполнения обязательных предписаний ислама (ДУМК) и определенным суфийским практикам (ДЦМК/ТМ).

Для крымскотатарских политических деятелей дискурс «своего/чужого» ислама был напрямую связан с сохранением возможностей их влияния на народ, использованием ислама как инструмента его этнополитической мобилизации. В этой ситуации все идеологии, которые ограничивали возможности использования этого инструмента, воспринимались как угроза целостности народа. Поэтому по мере роста числа сторонников «чужого» ислама усиливалась их критика и предпринимались меры по противодействию им. Причем если поначалу Меджлис и ДУМК не проводили различий между разными «чуждыми» исламскими течениями, то примерно с середины 2000‐х гг. их основным идеологическим оппонентом становится партия «Хизб ут-Тахрир», активно продвигавшая свой политический проект, не предусматривавший сохранения этнической самобытности крымских татар. На этом фоне салафиты, к тому времени избравшие тактику демонстрации внешней лояльности Меджлису и ДУМК, стали рассматриваться как «меньшее зло».

Дискурс «своего/чужого» ислама, развиваемый в Крыму до 2014 г., имел свои особенности по сравнению с современным периодом.

Первая особенность – это его внутренний характер, замыкание внутри крымскотатарского сообщества и невовлечение/недопущение в него акторов извне. Яркой иллюстрацией этого может служить нежелание выносить проблему религиозного разобщения крымских татар в публичную сферу, а также противодействие лидеров Меджлиса попыткам законодательного запрещения партии «Хизб ут-Тахрир» в Украине [664].

Вторая особенность – это отсутствие сколь-нибудь значимых последствий дискурса «своего/чужого» ислама для вовлеченных в него сторон. Максимально возможным «наказанием» было общественное порицание либо лишение возможности занимать должность имама общины. Сегодня результаты обвинения в «нетрадиционности» могут иметь гораздо более серьезные последствия, вплоть до реальных тюремных сроков.

Наконец, в качестве третьей особенности дискурса можно отметить все большее использование концепции традиционного ислама после 2014 г. Под влиянием доминирующего в России дискурса она становится все более популярной среди представителей крымских религиозных организаций мусульман, политиков и интеллигенции. Хотя следует признать, что даже спустя семь лет после фактического нахождения Крыма в составе российского государства традиционный ислам пока так и не стал доминирующей концепцией.

События 2014 г. кардинально изменили жизнь крымских мусульман. Активное вовлечение государства в регулирование религиозных процессов привело к сужению пространства личной свободы, трансформации дискурсов и политики. Мусульманское сообщество Крыма все еще пытается понять новые «правила игры», нащупать границы дозволенного, выработать стратегию выживания и развития. Как показывают полевые исследования, привыкание к российским реалиям идет медленно, сопровождаясь ломкой привычного образа жизни и встраиванием в устоявшуюся систему отношений государства с исламскими религиозными организациями.

Абыстай– у татар и башкир: пожилая авторитетная женщина, хорошо знающая религиозные обряды и традиции. Абыстай занимается обучением детей и девушек основам исламской религии. Как правило, роль абыстай выполняет жена муллы или другого служителя исламского культа.