Андрей Десницкий - Христианство. Настоящее

А третье следствие – это гармонизация , стремление к устранению любой ценой всех формальных противоречий, не только между разными книгами Библии, но и, к примеру, между всеми ними и данными естественных наук. Книгу Бытия при таком подходе обязывают быть заодно учебником по космологии, астрофизике, геологии, палеонтологии, ботанике и десятку других дисциплин. Но зачем?

Шире говоря, фундаментализм приводит к утрате в Библии человеческого элемента . Она понимается как Слово Божие, и это кажется вполне правильным и благочестивым, но при этом отрицается, что она содержит в себе и нечто человеческое. И если принять этот подход, перед нами встанет ряд очень серьезных проблем. Снова назову, вслед за Данном, три.

Нам не избежать проблемы научно-методической : мы сами себя принудим доказывать то, что от имени науки доказать просто невозможно, например, Павлово авторство Послания к Евреям или Сотворение мира семь тысяч лет назад. Но нам придется всех убеждать, что именно такова и есть наша, правильная наука – хотя на самом деле она вовсе не будет являться наукой, а будет только заимствовать некие научные формы.

Вторая проблема – педагогическая . Мне доводилось видеть людей, которые были православными христианами, начинали заниматься библеистикой и… уходили из церкви, иногда теряя веру в Бога полностью, иногда отказываясь лишь от традиционной церковности. Можно сказать, что слаба была их вера, и что библеистика есть духовно опасное поприще, с этим я не буду спорить. Но ведь этим людям объяснили в свое время, что в церкви есть некий стандартный набор правильных ответов на все вопросы. Пока они не подвергали эти ответы самостоятельному анализу, они их устраивали. Но как только они постарались разобраться во всем с позиции разума, ответы перестали быть убедительными. Честность требовала отбросить либо доводы разума, либо постулаты веры – они решили последовать разуму.

Наконец, это духовная проблема. При таком подходе наша церковь, боюсь, рискует разделить судьбу Александрийской, некогда славнейшей и величайшей на всем Востоке. Александрийцы упорно держались формулировок своего великого Отца, св. Кирилла Александрийского, ни в чем не отступали от них, ничуть не умалили Божественного достоинства Христа, но впали сначала в ересь, а затем и в ничтожество. Сегодня коптская церковь по-прежнему хранит словесные формулировки св. Кирилла, хранит свои древние обряды, но это уже этнографический реликт, островок в мусульманском или светском море. Ее судьба – предостережение для нас.

Итак, настало время сделать вполне предсказуемый вывод. Фундаментализм нередко представляет себя как выход из того положения, в которое стремится завести христианство либеральная библейская критика. На самом деле, это не выход, а ловушка. Фундаментализм не тождествен здравому, творческому консерватизму, который гораздо больше подходит христианину. Здесь, разумеется, можно задать вопрос, в чем должен заключаться этот здравый консерватизм, но готового и простого ответа у меня нет.

В поисках ответа нам явно пригодится опыт католиков, творчески осмысливших новейшие научные открытия и интеллектуальные моды и постаравшихся определить отношение к ним церкви. Ключевую роль играли три официальных документа, вышедших с интервалом ровно в полвека.

Энциклика Льва XIII Providentissimus Deus (название, данное по первым словам энциклики, переводится как «Предусмотрительнейший Бог») увидела свет в 1893 году. Единственным авторизованным текстом Библии эта энциклика называла латинскую Вульгату. При этом она поощряла изучение текстов на языках оригинала, но уже во вторую очередь. Она порицала за излишний рационализм и ложные философские предпосылки так называемую «высокую критику», то есть основное направление научной библеистики того времени, но оставляла место для второстепенной «низкой критики» (по сути, текстологических исследований разных рукописей). Энциклика принимала за непреложный принцип, что между верой и наукой не может быть настоящих разногласий, покуда каждая из них говорит на своем языке и не выходит за пределы своей компетенции – весьма здравая идея. Основная идея энциклики такая: занимайтесь на здоровье теми научными дисциплинами, которые не могут привести вас к противоречию с верой. Но не более того.

Второй документ появился в 1943 году, это была энциклика Пия XI Divino Af ante Spiritu («По внушению Божественного Духа»). Она уже видела в Вульгате самый традиционный, но далеко не единственно аутентичный текст. Она признавала различные научные методы и объясняла расхождения некоторых библейских текстов с данными современной науки тем обстоятельством, что библейские авторы не обладали нашими знаниями об окружающем мире и говорили на языке своего времени (а значит, Шестоднев никто не обязан понимать буквально). И это уже совсем другая позиция.

С чем связана такая перемена? Может быть, с тем, что в разгар Второй мировой невозможно было далее охранять от опасных идей уютный мир старой Европы – он уже сгорел в огне двух великих войн, – и приходилось думать о том, как строить на пепелище нечто новое. Заметим, что речь Карташева была произнесена вскоре после появления этого документа и наверняка под его влиянием.

В 1965 году основные положения этой энциклики были подтверждены догматической конституцией II Ватиканского собора под названием Dei Verbum («Слово Божье»), где, в частности, подчеркивалось единство Писания и Предания для жизни церкви. Толкование Писания доверено Магистериуму (грубо говоря, церковному епископату, имеющему право учить членов церкви), но и Магистериум должен служить Писанию, а не стоять над ним.

И энциклика, и конституция ясно следовали тому же «принципу воплощения»: как Слово стало плотью в определенном месте и в определенное время, так и текст Писания, да и всякое иное проявление веры, возникает и живет внутри исторического процесса, а значит, его внешние, исторические формы могут быть изучаемы с помощью обычных научных методик.

Наконец, в 1993 году был выпущен в свет официальный документ Папской библейской комиссии под названием « Интерпретация Библии в церкви ». Он подтвердил основные положения Divino Af ante Spiritu и Dei Verbum , отметив в то же время, что некоторые современные направления для католиков неприемлемы – речь шла в основном о «богословии освобождения» и «феминистской герменевтике», построенных на идеологиях, неприемлемых для католицизма. Но тем самым всё, что порицалось в Providentissimus Deus , окончательно выводилось из-под удара, ведь в XIX веке ничего подобного просто не существовало. Мы видим: за полтора столетия всё, что выросло из «высокой критики», было так или иначе освоено католиками, хотя, конечно, и современная библеистика очень далеко ушла от радикализма и всезнайства былой «высокой критики».