Андрей Дударев - Посттоталитарная теология. Современный кризис христианства и его преодоление

Отец Георгий пишет: «Надо не только вернуть все таинства Церкви к прямой связи с Евхаристией, их надо вернуть к такой же связи с Крещением и, полнее, со всем таинством Просвещения, что невозможно без возрождения полноты церковной общинно-братской жизни». Можно сказать, что это восстановление учительского служения в Церкви. Если в экклезиологии отца Николая Афанасьева такое восстановление было только желаемым действием, и он сетовал о том, что учителя превратились в чтецов и, по сути, ушли из церковного собрания, то отец Георгий и в Преображенском содружестве братств, и в экклезиологическом осмыслении возвращает учительскому служению свое место. С точки зрения сакраментологии отца Георгия таинство просвещения является основой катехизации. Раньше дидаскалы занимались катехизацией и учили народ Божий, потом это ушло, но в теории и практике отца Георгия это возвращается. И успешно возвращается.

Общины (десять–двадцать верных христиан) в экклезиологии отца Георгия строятся по принципу дополнительности, это значит, что предполагается восстановление полноты и совершенства церковной жизни везде, где в жизненной реальности они были утрачены. Имеющиеся формы церковного устройства, доставшиеся в наследство от «константиновского» периода в церковной истории, признаются, но при этом эти формы считаются внешними, т. е. такими, которые осознаются как некий фон основной внутрибратской жизни. Эта внутрибратская жизнь как предвестник разворачивающегося в церковной истории «постконстантиновского» периода ориентируется больше на общинно-братскую экклезиологию, а не на поместно-приходскую. Именно к общинам и братствам приковано основное внимание. Причем, кто принимает общину, но не принимает братство (сообщество, состоящее из нескольких духовных семей-общин), по отцу Георгию, почти неизбежно возвращается исключительно к поместно-приходской экклезиологии.

Церковная соборность, по мнению отца Георгия, здесь реализуется во всех формах регулярных общинных и братских собраний. Если в качестве альтернативы рассмотреть, например, приходские собрания, то разительное отличие будет в том, что на этих собраниях ничего существенного не решается, люди ни на какие служения не поставляются, а если какие-то решения и принимаются, то они, как правило, не затрагивают сердцевину церковной жизни.

Предполагается, что все таинства церкви должны вернуться в свое лоно – в общинную и братскую жизнь. Поэтому в качестве иллюстративной схемы для общинно-братской экклезиологической модели можно предложить такую формулу: где община (от словосочетания «общение во Христе»), там и церковь. При этом приходы, по мысли отца Георгия, не вытесняются, а становятся духовно-миссионерскими центрами и церковно-социальными структурами, переставая быть только культовыми местами. Таким образом, церковнообразующим будет не поместный принцип «земли священной», а, в основном, община, братство и человеческая личность. В этой модели, по отцу Георгию, церковь-община (общинно-братская экклезиология) противопоставляется церкви-обществу (поместно-приходская экклезиология). В церкви-обществе доминируют географически-приходской, социально-иерархический и каноническо-правовой принципы. В церкви-общине на первый план выходят неиерархическое братское единство, трапезы любви и личностное общение (кинония), создание соборного пространства, где может быть актуализировано пророческое, царское и священническое служения каждого члена общины как лица, причастного к народу Божьему. Важно, что общинное движение – это движение «снизу», оно более органично, но при этом менее определенно. Общины и братства остаются неформальными, неюридическими, неинституционализированными.

Трудности перехода

Однако, хотя и говорится, что важным братским качеством является неиерархичность, считается, что «естественной нормой общинно-братской экклезиологии и жизни является обретение старшего в общине и (или) братстве, осуществляющего не столько служение управления, сколько служение учительства или пророчества…» Если происходит обретение старшего в общине и братствах (даже когда это старшинство т. н. обратное [ «кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою» (Мк 9:35)], то сразу же возникает опасность институционализации с возможным отходом от декларируемых принципов неиерархичности и личностного общения.

Если попытаться выразить эти мысли афанасьевским языком, то можно будет сказать, что есть поставление на служение старшего («пресвитера» в евхаристической экклезиологии), катехизатора (учителя) и рецепция общины. Отец Георгий прикровенно идеи отца Николая Афанасьева осуществляет в пространстве общинно-братской жизни, которая должна основываться на благодатном, а не правовом принципе. Но для этого немного-немало приходится перейти в другое смысловое и терминологическое поле, и этот переход не всем понятен и очевиден. Но зато это дает возможность реалии церковной жизни апостольского века частично возродить в современности. И тогда становится возможным разговор о существовании народа Божьего как активного участника богочеловеческого взаимодействия. Конечно, теория и практика в экклезиологии отца Георгия не всегда совпадают. Желаемое и декларируемое не всегда соответствует имеющемуся. Впрочем, такое положение вещей часто встречается и в других теориях и практиках.

Предполагается, что у каждого верного, согласно общинно-братской экклезиологии, должна быть своя харизма, свой дар, соответствующее этому дару служение, затем послушание и необходимая работа. Отец Георгий пишет, что в поместно-приходской парадигме прямо противоположная иерархия: сначала работа, потом послушание и, возможно, служение. Однако и в том, и в другом случае остается разрыв: либо человек служит в церкви, а на работе лишь отбывает необходимое время для заработка (при этом происходит четкое разделение на сакральную и профанную среду, работа в таком понимании находится на территории «мира сего»), либо, наоборот, – работа для него на первом месте, но она не имеет характера служения, а лишь поглощает большую часть его времени, никак не способствуя духовному росту, раскрытию личности и собиранию Церкви. Оба этих варианта описывают ситуацию, когда человек живет нецелостно, в нем отсутствуют необходимые баланс и равновесие между его братской и внебратской жизнями.

Конечно, в современной православной экклезиологии отец Георгий сделал существенный шаг вперед. Но при этом остаются и свои не очень разработанные вопросы.

Один из таких вопросов связан с вынужденной дополнительностью. Никуда не уходит нормативная поместно-приходская экклезиология, поэтому общинно-братская экклезиология стремится к тому, чтобы обрести полноту церковной жизни, но ее не обретает. Также не происходит обретения целостности евхаристического собрания. В пространстве евхаристического собрания не происходит того общения, о котором говорил отец Николай Афанасьев, в основном, по причинам большой канонической инерции, существующей в церковной жизни. Также претензия на тотальность в братской жизни опасна возможной тоталитарностью. Дрейф в сторону экклезиологии ордена (с одной харизмой), как у католиков, а не с попыткой двигаться в сторону полноты даров Духа Святого, создает двусмысленность для тех, кто воцерковляется, и также уводит от общецерковных мак-розадач, связанных с т. н. Великим поручением Иисуса Христа.