Владимир Соколов - Занимательная история Церкви

Когда этот вопрос был решен в пользу язычников, сразу возник новый: как быть с Законом и его требованиям, обращенными к каждому иудею? Иудаизм существовал веками, его заповеди в глазах евреев были священны, поскольку исходили от Самого Господа. Если христианство действительно продолжало веру отцов, то должно было следовать ее обрядам и традициям. Ключевым моментом в этом споре стало обрезание. Многие евреи-христиане прямо утверждали, что не обрезавшиеся не спасутся. Отказ от обрезания означал открытый и сознательный разрыв с иудаизмом, то же самое, что для христиан стал бы отказ от совместного причастия. В Антиохии вопрос об обрезании встал так резко, что апостолы Павел и Варнава, возглавлявшие общину в этом городе, отправились в Иерусалим, чтобы попытаться придти к общему решению и определить, как поступать с обращенными из язычников. С собой они взяли ученика Тита, христианина «нового типа» – крещеного язычника, не подвергнутого обрезанию.

Первое, что антиохийцы услышали в Иерусалиме, было требование обрезать Тита. Павел и Варнава ответили отказом и обратились к авторитету иерусалимских апостолов, которые созвали для решения этого вопроса специальное совещание – собор, позже названный «апостольским». Он проходил примерно в 49–51 годах в присутствии Петра, Иоанна, Павла и других апостолов и под председательством Иакова, двоюродного брата Иисуса. Этот первый в истории церковный собор постановил, что язычники могут спастись так же, как и иудеи, и никакого обрезания для крещеных язычников не требуется. Итогом собора стал краткий «моральный кодекс» христиан, в одной фразе сформулировавший то, что являлось обязательным для членов Церкви: «Угодно Святому Духу и нам не возлагать на вас никакого бремени более, кроме сего необходимого: воздерживаться от идоложертвенного и крови, и удавленины, и блуда, и не делать другим того, чего себе не хотите». В этой программе-минимум присутствовали два пункта, относившихся к практике иудаизма: не употреблять мяса, предназначенного в жертву идолам, и не есть удавленину (то есть убитых животных, из которых не выпущена кровь). Запрет идоложертвенного мяса означал отказ от язычества, а вопрос об удавленине имел практическое значение для христиан из язычников и иудеев, которые собирались на совместные трапезы. Из-за разногласий в этом вопросе еще много лет спустя во многих общинах христиане-иудеи и христиане-язычники питались отдельно.

Однако дальше произошло то, что потом много раз происходило в церковной истории: постановления собора не соблюдались. Собор и его решения были одно, а практика и жизнь – другое. Давление традиций и консервативного благочестия оказалось сильнее рекомендаций и мнений апостолов, которые и сами не раз подчинялись ему, отступая от собственных решений. Столпом иудео-христианства в Иерусалиме был Иаков, «брат Господень», прозванный за благочестие Праведным. Он вел аскетическую жизнь и был назореем, то есть «не пил ни вина, ни пива, не вкушал мясной пищи; бритва не касалась его головы, он не умащался елеем и не ходил в баню». Иерусалимские иудеи почитали Иакова не меньше христиан, постоянно видя его в Храме, где он проводил долгие часы в молитвах. Говорили, что его колени от постоянных молитв стали мозолистыми, как у верблюда.

Имея такого сторонника, иудео-христиане могли не опасаться недостатка в авторитетах. Общим настроениям поддался даже апостол Петр. Несмотря на откровение «ничего не почитать нечистым», во время поездки в Антиохию он отказался есть за одним столом с христианами-язычниками. Возмущенный этим поступком Павел раскритиковал Петра за то, что тот испугался мнения иудеев и стал скрывать свое общение с язычниками, подав пример общему «лицемерию». Но вскоре к сторонникам традиций присоединился и верный друг и соратник Павла – Варнава. Наступил момент, когда Павел остался единственным, кто пытался вести борьбу с иудейскими обрядами. Тем не менее, он упрямо стоял на своем, выступая против обрезания и соблюдения ветхозаветного закона. Спасаются не обрезанием, говорил апостол: после Христа это уже безразлично, а значит, и не нужно, – спасаются верой и любовью. Для Бога больше нет «ни иудея, ни эллина, ни варвара, ни скифа, ни раба, ни свободного, ни мужчин, ни женщин».

Оставшись без единомышленников в Антиохии, Павел покинул город и отправился в свои миссионерские путешествия, которые глубоко изменили христианство и придали ему новое содержание и форму.

Павла часто называли «вторым основателем христианства». Церковь многим обязана этой уникальной личности, сыгравшей в становлении новой религии одну из главных, а по мнению некоторых – решающую роль. «Апостол любви», как назвали его потомки, был тем человеком, который создал само христианское учение: не как собрание рассказов и притч, а как систему идей, основанных на рассуждениях и логике. Он был первым богословом, который сделал христианскую веру понятной уму, а не только сердцу.

По крови Павел принадлежал к чистокровной еврейской семье, чем всю жизнь гордился и что всегда любил подчеркивать при общении с евреями. В среде диаспоры смешанные браки среди иудеев и язычников были обычным делом, поэтому «чистые» евреи могли считаться чем-то вроде иудейской аристократии. В то же время род Павла вряд ли был слишком именитым: он нигде не называет имен своего деда и отца, как это было принято у священников и настоящих аристократов. Знатные евреи того времени составляли длинные генеалоги и доводили свои родственные связи вплоть до патриархов или даже самого Адама. Известно только, что отец апостола происходил из колена Вениаминова, и его мать, скорей всего, была из того же рода: браки между разными иудейскими коленами не приветствовались, и жениться полагалось на женщине того же колена, чтобы не смешивать кровь.

Павел не был единственным ребенком в семье: в «Деяниях апостолов» упоминается его старшая сестра, сын которой спас своего дядю от расправы иудеев в Иерусалиме и навестил его в тюрьме. Вполне возможно, что, как и в большинстве многодетных еврейских семей, у него было много и других братьев и сестер, но он нигде о них не упоминает и вообще ничего не говорит о своих родственниках. Братьев и сестер по крови ему заменили братья и сестры по вере.

До рождения Павла его родители жили в иудейском городе Гискал, но после нашествия римлян бежали на север в Тарс к своим родственникам или знакомым. Чем занимался отец Павла, точно неизвестно. Тарс был текстильный городок, но в нем жили и купцы, и кожевники, и «скинотворцы», т. е. изготовители палаток, – именно такое ремесло приписывает себе Павел в одном из своих посланий. Товар, судя всему, пользовался немалым спросом, потому что Павел с успехом продавал его во многих городах, куда попадал во время своих странствий. В любом случае, отец Павла был достаточно состоятелен, чтобы дать сыну хорошее образование и отправить его в Иерусалим к знаменитому законоучителю Гамалиилу, – лучшее, что мог тогда позволить себе еврей, решивший придерживаться иудейских, а не эллинских традиций.