Жан Кальвин - Наставление в христианской вере, т.3

Итак, мы показали, что огонь у св. Павла означает не что иное, как испытание Св. Духом. Теперь нам следует понять, каким образом спасутся из огня те, дело которых потерпит урон. Это будет нетрудно, если мы выясним, о какого рода людях говорит здесь апостол. Он имеет в виду тех, кто, желая построить Церковь, созидает её на добром основании, однако добавляет к нему вещи, не соответствующие этой цели. То есть они не отходят от основных и обязательных предметов веры (articles de la foy), хотя и ошибаются в отдельных пунктах, смешивая с Божьей истиной человеческие мечтания. Такие люди неизбежно потерпят урон в своём деле: то, что они добавили от себя к Слову Божьему, будет попрано и погибнет. Однако сами они спасутся — не в том смысле, что их заблуждения и неведение будут приняты Богом, а в том, что Господь по благодати своего Духа освободит их от заблуждений. Следовательно, дело тех, кто осквернил святую чистоту Писания навозом и отбросами своего «чистилища», обречено на погибель.

10. Наши противники возразят, что этот взгляд издревле существовал в Церквиа. Но это возражение снимает сам св. Павел. Ведь приведённый отрывок, где он объявляет, что все, кто прибавляет к зданию Церкви что-либо не соответствующее её основанию, трудятся напрасно и потерпят в своём деле урон, относится и к его времени [1 Кор 3:11-15]. Поэтому, когда противники указывают мне, что уже тринадцать веков назад в Церкви утвердился обычай молиться за умерших56, то я спрашиваю, согласно какому слову Бога, какому откровению и примеру было это сделано. Ибо в Писании не только нет никакого повеления, но нет и ни одного примера, чтобы верующий поступал подобным образом. На протяжении всего Писания часто рассказывается, как верующие оплакивали смерть своих близких и как они их погребали; но нигде не говорится о том, что они молились за них. А ведь поскольку молитва имела бы для них гораздо более важные последствия, нежели плач или погребение, то она тем более была бы достойна упоминания.

И действительно, древние отцы Христианской Церкви, молившиеся за усопших, хорошо понимали, что на то у них нет ни Божьего повеления, ни законного примера. Как же они, спросит кто-нибудь, осмелились это делать? Я отвечу, что в данном случае они были просто людьми и поэтому здесь им не следует подражать. Ибо верующие должны всего ожидать лишь будучи уверены в своей совести, как говорит св. Павел (Рим 14:22)*, и такая уверенность прежде всего требуется в молитве. Возразят, что на то у них, вероятно, были какие-то основания. Я отвечаю, что ими двигало чисто человеческое чувство, ибо они искали облегчения своей боли. Им казалось бесчеловечным не выказать какого-либо знака любви к умершим близким. Все мы знаем по опыту, как склонна к подобным проявлениям наша природа.

Этот обычай стал словно факелом, который воспламенил множество людей. Мы знаем, что во все времена у всех народов были общепринятые обычаи погребения усопших и очищения души, которые они и старались соблюдать. На этот случай у них каждый год имелся определённый праздничный день. Сатана часто совращает бедных людей подобными иллюзиями; но здесь он воспользовался для обмана истиной — истиной о том, что смерть не уничтожает всего человека, а представляет собой переход от этой тленной жизни к жизни иной.

Несомненно, этот предрассудок не спасает язычников от осуждения Божьим судом, ибо они нисколько не заботятся о будущей жизни, в которую, по их заявлениям, верят. Но христиане, чтобы не казаться хуже язычников, устыдились того, что они не воздают своим усопшим подобных почестей. Вот откуда пришло это неуместное, безумное усердие: они испугались подвергнуться поношению, если не будут устраивать торжественных церемоний и приносить жертвы ради упокоения душ их родных и друзей. То, что возникло из извращённого обезьянничанья, постепенно разрослось до такой степени, что главным священнодействием у папистов стали службы ради умерших, якобы способные им помочь.

Однако Писание даёт нам лучшее утешение, провозглашая, что блаженны умирающие в Господе, и добавляя, что они успокоятся от трудов своих (Отк 14:13). Посему не следует давать такую волю своим чувствам, чтобы привносить в Церковь ложный вид молитвы.

Безусловно, даже человек, не обладющий большим умом и проницательностью, легко заметит, что древние, рассуждая на эту тему, слишком легко соглашались с настроением и глупостью простого народа. Поскольку умы, склонные к легковерию, вообще часто подвержены ослеплению, я сознаю, что даже учители были сбиты с толку заразившей всех фантазией. Однако из их книг всё же очевидно, что они не без большого внутреннего сомнения говорили о молитвах за усопших, словно люди не твёрдо убежденные и сильно колеблющиеся. Св. Августин в своей «Исповеди» рассказывает, как его мать Моника умоляла помянуть её в алтаре во время причащения. Но то было пожеланием старухи, к которому сын её, движимый чисто человеческими чувствами, не приложил мерило Писания и в котором он нашёл что-то доброеа. Книга, специально написанная им на эту тему и озаглавленная «О попечении о мёртвых», полна стольких сомнений, что они должны были бы остудить пыл тех, кто слишком привязан к этому попечению. По крайней мере, видя в ней лишь лёгкие намеки и предположения, не следует чересчур беспокоиться о том, что не имеет никакого значения. Вот единственное основание, на которое опирается св. Августин: нельзя пренебрегать тем, что унаследовано от древности и общепринято5.

К тому же, хотя я признаю, что древние учители полагали неподобающим отказываться от молитв за умерших, правило, которого мы должны держаться, непреложно: недопустимо в наших молитвах ставить на первое место то, что мы придумали сами; напротив, нам следует подчинять свои желания и просьбы воле Бога, ибо в его власти сказать нам, о чём нужно Его просить. А поскольку ни в Законе, ни в Евангелии нет ни единого слова, разрешающего молиться за умерших, то я утверждаю, что посягать на большее, нежели нам позволено, значит бесчестить имя Божье.

Но дабы наши противники не кичились тем, что у них в союзниках древняя Церковь, я отмечу одно существенное различие. В древности об усопших вспоминали для того, чтобы не складывалось впечатления, будто о них совсем забыли. Древние отцы признавались, что ничего не знают об их состоянии. Они, разумеется, ничего не утверждали относительно чистилища, во всяком случае, высказывались об этом с большим сомнением0. А наши новые пророки желают, чтобы их фантазии воспринимались как предмет веры, о котором непозволительно вопрошать. Древние отцы вспоминали в своих молитвах умерших, но сдержанно и нечасто, словно по обязанности^ паписты ставят этот предрассудок впереди всех дел милосердия.