Вайолет Каммингс - Ноев ковчег и Свитки Мертвого моря

Те из ученых богословов, которые придерживались традиционной веры, надеялись, что евангелия, несмотря на присущие им проблемы, могут позволить составить образ Иисуса как универсального Спасителя и Господа. С другой стороны, те, чья вера носила более модерни-стский и либеральный характер, питали надежду на образ Иисуса как пророка и учителя, причем имеющий значение как для нынешней эпохи, так и во все времена.

Приблизиться к первому варианту, не прибегая к теологии, чрезвычайно трудно, чтобы не сказать — невозможно. Разумеется вопросы, на которые приходится отвечать, являются не теологическими, а текстуальными и историческими. Если же, однако, при рассмотрении этих вопросов мы изберем теологический критерий, то искомый образ может быть сформирован, но при этом он будет носить теологический характер.

Некогда считалось, что сформировать образ по второму варианту намного легче. Казалось, что либеральным ученым, вроде Ренана, удается добиться значительных успехов в этом направлении, однако процесс этот затормозился в начале XX в. Результатом этого явилось даже не столько восстановление традиционного образа, сколько уяснение того обстоятельства, что образ, сформированный на основе материалов Нового Завета, становится все труднее делать внутренне непротиворечивым и значимым с точки зрения современной мысли.

Ученым, который более других преуспел в восполнении этого пробела, был Альберт Швейцер. В своем монументальном труде «Von Reimarus zu Wrede», опубликованном в 1906 г. на немецком языке, а на английском — в 1910 г. под названием «Поиск имторического Иисуса», он выдвинул тезис о том, что Иисус был, по его, Иисуса, собственному мнению, еврейским мессией, который навлек на себя гибель в ожидании, что это приведет к парусии, объявлению его «помазанником» Израиля (греческое слово парусия означает пришествие, явление, то есть ожидаемый момент, когда станет ясно, что мессия таковым является). Тезис Швейцера находит довольно основательное подтверждение в скрупулезных ссылках на материал синоптических евангелий Нового Завета, причем Швейцер упорно настаивает на том, что не выходит за пределы этих документов, включая все их эсхатологические разделы, которые, как полагали либеральные ученые, были вставлены либо авторами первоначального текста, либо позднейшими переработчиками, дабы согласовать евангелие с преобладающими эсхатологическими идеями.

По мнению Швейцера, либеральные ученые страдали тем же недостатком, что и традиционалисты, позволяя субъективным соображениям влиять на их работу. На самом же деле было ничуть не больше оснований сомневаться в эсхатологических разделах евангелий, или в мессианском собрании, которое евангелия приписывают Иисусу, чем в любых других разделах. Либералы, загипнотизированные собственным взглядом на то, что, по их мнению, могло быть наиболее естественным, никак не могли поверить, что Иисус воспринимал доктрины мессианства по-своему, что он совершенно буквально отожествлял себя с мессией Израиля. Это не согласуется с остальным его учением. Авторы евангелий вряд ли были в состоянии изобретать или заимствовать из иных источников притчи и рассуждения, которые никак не связаны с мессианской ролью; поэтому они, должно быть, вставили эсхатологические пассажи для того, чтобы Иисус лучше соответствовал взглядам апостольского периода, когда мессианские ожидания стали преобладающими.

Что, к примеру, прикажете делать с таким отрывком:

«И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются; тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою. И пошлет Ангелов Своих с трубою громогласною, и соберут избранных его от четырех ветров, от края небес до края их» (Матфей, XXIV, 29–31).

Как согласовать изложенное с доктриной «Царства Божьего внутри тебя», а также метафорой насчет дрожжей, постепенно распространяющих брожение по миру, пока он не обратится, наконец, в обитель мира и доброй воли, любви и братства, что вроде бы было обещано Иисусом? Как мог Иисус одновременно проповедовать катаклизм и постепенный прогресс? Либеральные ученые решили, и не совсем безосновательно, что вряд ли летописцы Иисуса могли бы изобрести его «внутреннее Царство Божие» и идею постепенного реалистического движения человека к совершенству; в то же время было бы вполне естественно, если бы авторы евангелий заимствовали мессианские отрывки из известной им апокрифической литературы и адаптировали их применительно к истории Иисуса.

Швейцер заявил, что, напротив, нет никаких причин высказывать подобное предположение, кроме одного; оно лучше соответствует взглядам либеральных ученых. Иисус же жил в прошлом, в другие времена, и мог иметь совершенно иную точку зрения. Единственной разумный подход состоит в том, чтобы принять писание в том виде, как оно существует, и посмотреть, какие выводы могут проистекать из него. Твердо придерживаясь этой позиции, во всяком случае, по отношению к эсхатологическим отрывкам, Швейцер предложил собственное истолкование. Не будучи сам традиционалистом, он, тем не менее, не желал делать ни малейших уступок либерализму или чему-либо еще, жертвуя хоть самой малостью из текста Нового Завета. Результат его интерпретации оказался диаметрально противоположным либеральной точке зрения и состоял в следующем: Иисус несомненно считал себя израильским мессией.

Тем не менее Швейцер мог ошибаться, и это могло бы порадовать как либеральных ученых, так и более традиционных толкователей. Автор настоящей книги не собирается скрывать, что ему также хотелось бы, чтобы возобладала либеральная точка зрения. Однако желания и ожидания — две разные веши, а торжествовать всегда должна правда. Поэтому повторим: либеральный взгляд имеет право на существование; образ Иисуса — немессианского учителя может быть справедлив; эсхатологические элементы в евангелиях могут оказаться вставками. Но вероятность этого меньше, чем некогда представлялось. И это тоже результат (скорее, правда, косвенный, чем прямой) открытия Свитков Мертвого Моря.

Что же случилось такого, что повысило вероятность правоты Швейцера? Насколько было известно во время его работы над книгой, в эсхатологическом движении эпохи Иисуса не много было такого содержания, которое добавил Иисус.

Согласно Швейцеру:

Креститель и Иисус не родились на волне общего эсхатологического ожидания Кругом стоит тишина. Появляется Креститель и вопиет: «Покайтесь, ибо Царство Божие близко!» Вскоре приходит и Иисус, и в знании того, что он — Сын Человеческий, скрыта потенциальная возможность совершить последний оборот мирового колеса, который положит конец обычному ходу истории. Но колесо отказывается повернуться, и Иисус кидается на него. Тогда оно поворачивается и раздавливает Иисуса. Вместо того чтобы спровоцировать эсхатологические условия, он их разрушил.