Филип Шафф - История христианской Церкви Том II Доникейское христианство (100 — 325 г. по P. Χ.)

η расе; έν ειρήνη (часто встречается и на иудейских кладбищах как shalom).

Dormit in расе; requiescit in pace; in pace Domini; κοιμάται έν ειρήνη. Языческая форма «depositus» встречается тоже, но с другим значением: сокровище доверено на хранение на краткое время.

Vivas или vive in Deo; vivas in aeternum; vivas inter sanctos. Ср. с языческими вариантами: Sit tibi terra levis; Ossa tua bene quiescant; Ave; Vale {ода будет тебе земля пухом»; «да упокоятся кости твои»; «прощай»}.

Данная надпись на кладбище Каллиста относится периоду гонений, вероятно, к III веку, на что указывают слова: «Ибо он стоял на коленях, готовый принести жертву истинному Богу, когда его увели на казнь. О печальные времена! в которые во время священных обрядов и молитв, даже в подземельях, мы не в безопасности. Что может быть печальнее такой жизни? и что тогда подобная смерть? даже те, кто не могут быть похоронены своими друзьями и родственниками, все равно в конце воссияют, как звезды, на небесах» (tandem in coelo corruscant). См. Maitland, The Church in the Cat., 2 nded., p. 40.

Эта надпись сделана по–латински, но греческим унциальным письмом. См. Perret, II. 152; Aringhi, p. 387.

D. M. или D. M. S. = Dis Manibus sacrum (другие объяснения: Deo Magno или Maximo); memoriae aeternae и т. д. См. Scultze, p. 250 sq. Иногда перед буквой S помещается монограмма Христа, в таком случае значение может быть: Deo Magno Christo Sacrum, или Christo Salvatori. Так объясняет Northcote, p. 99, который ссылается на Тит. 2:13.

Чаще они встречаются начиная со второй половины IV века, например, incomparabilis, mirae sapientiae или innocentiae, rarissimi exempli, eximiae bonitatis.

Dulcis, dulcissimus или dulcissima, carus или сага, carissimus, optimus, incomparabilis, famulus Dei, puella Deo placita, αγαθός, άγιος, θεοσεβής, σεμνός, etc.

Sine ulla querela, sine ulla contumelia, sine laesione animi, sine ulla offensa, sine jurgio, sine lite molesta etc.

Pete, или roga, ora, pro nobis, pro parentibus, pro conjuge, pro filiis, pro sorore. Эти просьбы встречаются сравнительно редко среди тысяч недатированных надписей периода до Константина и в основном являются обращениями от имени членов семьи. Надпись из Отуна (вероятно, IV века) заканчивается просьбой Пектория, обращенной к его покойным родителям, вспоминать о нем каждый раз, когда они смотрят на Христа. См. Marriott, р. 185.

Доктор Мак–Кол из Торонто (цитируется в Smith and Cheetham, I. 856) пишет: «Среди христианских эпитафий первых шести веков я нашел только две просьбы молиться за усопшего, обращенные к читающему, тогда как эта просьба была широко распространена в период Средневековья».

Лк. 23:43; ФлII. 1:23; 2 Кор. 5:8.

«Prima, uivis in gloria Dei et in pace Domini nostri» . Нацарапано на известковом растворе вокруг могилы на кладбище Фразо в Риме, цитируется в Northcote, р. 89. Он цитирует также Павлина из Нолы, который говорит, что целый сонм святых вышел с небес, чтобы приветствовать душу святого Феликса, когда она покинула тело, и привести его с триумфом к престолу Божьему. Однако Тертуллиан и другие отцы церкви различали рай, или лоно Авраамово, куда попадают благочестивые верующие, и собственно небеса. См. обсуждение понятия refrigerium, часто встречающегося в надписях в катакомбах, у Роллера, Les Catacombes, I. 225 sqq.

Study of Ecclesiastical History, в предисловии к его Lectures on the History of the Eastern Church, p. 59.

Апологетический интерес к римской старине присутствует у Марки, Де Росси, Гарруччи, Леблана, Д. де Ричмонда, Армеллини, Бартоли, Мауруса, Уолтера (Die röm. Katakomben und die Sakramente der kath. Kirche, 1866), Мартиньи (Dictionnaire, etc., 1877), А. Куна (1877), Норткоута и Браунлоу (1879), Ф. К. Крауса (Real=Encycl. der christl. Alterthümer, 1880 sqq.), Диполдера (1882) и в периодических изданиях, таких как Bulletino Де Росси, Civiltà cattolica, Revue de l'art chrétien и Revue archéologique. Среди протестантских авторов о катакомбах пишут: Пайпер, Паркер, Мэйтленд, Ленди, Уитроу, Бекер, Стэнли, Шультце, Хейнричи и Роллер. См., помимо прочего: Heinrici, Zur Deutung der Bildwerke alt christlicher Grabstätten, в «Studien und Kritiken» 1882, pp. 720–743, особенно Piper, Monumentale Theologie.

Catacombs, Pref., p. xi. Автор статьи «Катакомбы» в «Encycl. Brit.» v. 214 (9 thed.) придерживается того же мнения: «Вполне можно быть уверенным, что сохранившиеся фрески представляют собой реставрации VIII века или даже более поздние, по которым можно составить лишь очень несовершенное представление о характере более древних произведений». Далее он ссылается на бесценные фотографии Паркера, сделанные в катакомбах с магнезиевой вспышкой, и осуждает, присоединяясь к Милмену, рисунки в дорогом труде Перрета как бесполезные для историка, ценящего истину и точность.

Marc–Aurèle, р. 543.

«Contemp. Rev.», May 1871, p. 170.

Stanley, l.c, p. 283: «Какой была популярная религия первых христиан? Это была, если быть краткими, вера в Доброго Пастыря. Доброта, смелость, благодать, любовь, красота Доброго Пастыря была для них, если можно так выразиться, молитвенником и догмой, символом веры и каноном одновременно. Они смотрели на эту фигуру, и она сообщала им все, что им было нужно. По мере того как шли века, образ Доброго Пастыря угасал в сознании христианского мира и другие символы христианской веры заняли его место. Вместо полного благодати и кроткого Пастыря появился Всемогущий Судья, или Распятый Страдалец, или Младенец на руках Матери, или Учитель на Прощальной Вечере, или фигуры бесчисленных святых и ангелов, или изощренные изложения разнообразных богословских противоречий».

См. заключительную главу в труде Roller, II. 347 sqq. Рауль–Рошетт характеризует искусство катакомб как «un système d'illusions consolantes» {«систему утешающих иллюзий»}. Шультце видит в этих погребальных символах прежде всего Auferstehungsgedanken и Auferstehungshoffnungen. Хейнричи не соглашается с ним, распространяя эту символику на текущую жизнь как жизнь надежды во Христе. «Nicht der Gedanke an die Auferstehung des Fleisches für sich, sondern die christliche Hoffnung überhaupt, wie sie aus der sicheren Lebensgemeinschaft mit Christus erblüht und Leben wie Sterben des Gläubigen beherrscht, bedingt die Wahl der religiös bedeutsamen Bilder. Sie sind nicht Symbole der einstigen Auferstehung, sondern des unverlierbaren Heilsbesitzes in Christus». («Studien und Krit.» 1842, p. 729).

Теодор Моммсен («The Contemp. Rev.», May 1871, p. 167) пишет: «Громадное пространство, занятое христианскими захоронениями в Риме, превосходит по охвату даже канализационную систему республиканского Рима; без сомнения, это дело рук той общины, к которой святой Павел адресовал свое Послание к римлянам, живое свидетельство ее быстрого развития, соответствующего значению столицы».

Friedlander, III. 369 sqq. (5 thed.), приводит много интересной информации о книготорговле в Риме, которая была гораздо более развита, чем обычно считается, и облегчалась за счет использования рабского труда. Книги были дешевы. Первая книга Марциала (более 700 стихов в 118 поэмах) в самом лучшем издании стоила всего 5 динариев (80 центов). Юлий Цезарь собирался основать публичные библиотеки, но ему не удалось осуществить этот замысел. В IV веке в Риме было не менее двадцати восьми публичных библиотек. Но легкость чтения и наслаждение от процесса уменьшались из–за многочисленных ошибок, отсутствия пунктуации и деления текста на части. Асиний Поллион ввел обычай публичного чтения новых трудов вслух перед приглашенными.