Евгений Кузнецов - Валаамская тетрадь

Помимо миссионерского служения, архимандрит Иосаф нашел время и для служения научного. Он успел за неполных четыре года исследовать и написать «Топографическое, климатическое, статистическое и нравственное описание острова Кадьяк», дав, таким образом, первым из европейцев научное описание этого неизученного края просвещенному миру. Труд сей был опубликован в октябрьском номере журнала «Друг просвещения» за 1805 год.

Иеромонах Нектарий, в 1806 году тяжело захворавший, был отправлен в Иркутск, где и почил в бозе в году 1814. Монах Иосиф умер на Кадьяке. Иеромонах Афанасий исправлял служение свое до 1825 года. В тот год вернулся в Россию, прибыл на Валаам (!), где и преставился Господу в году 1831, успев основательно поведать и даже частично описать все деяния миссии. И только монах Герман продолжал подвизаться в диком том крае. По свидетельству барона Врангеля, бывшего тогда наместником в Российских колониях Америки, в 30-е годы Герман основал на Кадьяке при миссии детский приют для ребятишек-сирот из алеутов. Последние годы своей земной доли отец Герман подвизался анахоретом на острове Еловом. По сию пору там сохранился бережно местными жителями охраняемый скит: избушка, часовенка и… могила. Могила Святого Преподобного Германа Аляскинского! Он почил в бозе в конце 1837 года, отдав 44 года жизни своей, служения своего подвижнического людям того далекого, холодного края. Русская Православная церковь канонизировала Германа в 1970 году. На Аляске по сей день существует действующая православная семинария имени Германа Аляскинского и православный же монастырь его Святого имени.

Часовня преподобного Германа Аляскинского в Нововалаамском монастыре в Финляндии

Но вот что занимает мое воображение. О чем мыслил, что чувствовал этот прежде всего человек, хоть и обуздавший себя строжайшей уздой обета постничесгва и одиночества, выходя на угрюмый, пустынный берег далекого, чужого ему океана? Какой болью и печалью наполнена была прекрасная душа этого мужественного инока? Сколь ни пытайся, это останется навеки тайной. Но завеса тайны этой может быть приподнята — сохранились письма отца Германа игумену Назарию. Письма и позволяют прикоснуться к трепетным струнам души этого человека. Приведу всего один фрагмент.

Успенская трапезная монастыря. Начало XX в.

«Преподобный, пречестнейший государь Батюшка, отец Назарий со всею о Христе братиею о Господе радоватися. Ваших отеческих мне убогому благодеяний не изгладят из моего сердца ни страшныя непроходимые Сибирские места, ни леса темные, ни быстрины великих рек не смоют, ниже грозный океан не угасит чувств оных. Я в уме воображаю любимый мной Валаам, на него всегда смотрю через великий океан» (писано 19 мая 1795 года, о. Кадьяк).

Задумайтесь на минуту, мой читатель, над строкой: «Я в уме воображаю любимый мной Валаам, на него всегда смотрю через великий океан». Полагаю, вам станет понятной душевная тоска, владевшая Германом на протяжении долгих 43 лет. Но он свершил свое служение Господу, мужественно и достойно прошел свой земной путь, и прославлен Русской Православной Церковью Преподобный Герман Аляскинский 9 августа (27 июля по ст. стилю), и, конечно же, особо почитается в монастыре Валаамском, где в соборной нижней церкви во имя Святых Преподобных Сергия и Германа хранится частица его святых мощей, уже в наши дни доставленных с Аляски.

В Валаамской обители особо чтят память не только Преподобного Германа, но и одного из основателей Соловецкого монастыря — Савватия, основателя Александро-Свирского монастыря — Александра Свирского, основателя Коневецкого монастыря — Арсения Коневецкого, основателя Авраамиевского монастыря в Ростове Великом — Авраамия Ростовского.

В 1819 году Валаамская обитель удостоена была высочайшего посещения: трое суток молитвенно провел на острове августейший император Александр I.

Пещера Александра Свирепого на Святом острове

Через министра духовных дел, князя Голицина, сообщено в начале августа 1819 года игумену Иннокентию, что государь-император намерен посетить монастырь. Было подчеркнуто, что, по желанию самого монарха, принимать его следует не как Самодержца Всероссийского, а как смиренного паломника, и прибудет он без конвоя и свиты в сопровождении одного камердинера. Обрадованы в монастыре были несказанно: как же, первое во всей истории монастыря августейшее посещение, но сообщению, что «без свиты и конвоя», не поверили. Неделю суетливо готовился монастырь к высочайшему визиту. В общем, так-то всегда был отменнейший порядок, а тут и вовсе все блистало. К назначенному дню извлекли из погребов наилучшую провизию, наготовили, нажарили, напарили, нанесли всяческих яств. В оный день почти весь монастырский флот ушел к Салми, встречать любезнейшего визитера. В монастырь же от управляющего имением графини Орловой был прислан 7 августа нарочный с известием, что император почивать будет в Салми в доме военного губернатора, а 10-го утром, вероятно, отправится на Валаам. Но эконому монастыря отцу Арсению, прибывшему в Салми 9 августа утром со всем монастырским флотом, император заявил, что на остров пойдет из Сердоболя, а до него доедет на простых почтовых. На Крестовом острове, при входе в бухту, на колокольнях поставили смотровых, все как бы замерло в ожидании большого праздника. Однако… Шел час за часом, светило пошло к закату, а на горизонте ни паруса, ни единой движущейся точки. День угас. Отслужили повечерие, монашеское правило. Тревожное недоумение охватило братию. Монастырь угомонился, погасли огни, все стихло. Безмолвная августовская ночь опустилась на уснувшие кельи, притихшие храмы, сады. На Ладогу пал туман.

А государь? Он, действительно, доехал в простой коляске с одним камердинером до Сердоболя. Отец Арсений встретил августейшего путешественника, в подворье Сердобольском отслужили молебен, потом трапезничали, да пока собирались, вышли уж только к вечеру. Мужики на веслах старались, знали, что везут Александра Благословенного, указом своим от 1812 года сделавшего земли эти частью Великого Княжества Финляндского, даровавшего всем им свободу от крепостного права и вообще сделавшего их жизнь основательно независимой от уклада и порядков империи. Ладогу и путь к архипелагу знали как свою собственную пядь. И в ночи уже, бесшумно почти, никем не замеченные, ввели суденышко в монастырский залив, так же без гомона ошвартовались, высадили путников своих на деревянный причал и пошли восвояси. Отец Арсений что было сил поспешил наверх. Александр же постоял с минуту на пустынном причале, размял от долгого сидения отекшие члены и не спеша, похрустывая песком, пошел наверх, где во тьме едва угадывались, чуть белея, монастырские постройки.