Игнатий Лойола - Рассказ паломника о своей жизни

Учитывая всё это, решено было приводить оригинальное написание имён, топонимов и т. д. латиницей в тех случаях, когда русский читатель может затрудниться, думая о том, как та или иная фамилия пишется по-испански, французски, португальски и т. д. Работой о читателе объясняется и простановка ударений в тех именах, топонимах и т. п., произношение которых, опять же, может чызватъ затруднение или сомнение у русского читателя: напр., Алькала, Эстёбан, Касерес и т. п. Наверное, порой это выглядит слишком назойливо — но не станет же читатель всякий раз лазать в словарь, которого к тому же может и под рукой не оказаться.

Теперь — о примечаниях. О. Кандидо де Далмасес, издавший «Автобиографию», проделал титаническую работу по комментированию текста, тщательно и даже, пожалуй, трепетно и любовно отмечая и разъясняя почти каждую подробность, о которой он мог что-либо поведать. Объём комментариев велик; и тем не менее потребовалось ещё несколько увеличить его. Причин этому две: 1) кое-какие реалии, казавшиеся о. Далмасесу самоочевидными, далеко не столь самоочевидны в России (см., напр., прим. 9 к § 17); 2) при переводе текста, написанного (точнее, записанного) как-никак в XVI веке, неизбежно приходится что-то разъяснять или обосновывать те или иные решения переводчика (см., напр., прим. 4 к § 13). Вместе с тем предполагается, что читатель всё же обладает известным запасом соответствующих знаний и ему не нужно объяснять, например, кто такой альгвасил, упоминаемый в § 60.

Наверное, это прозвучит банально, но перевод «Автобиографии» оказался делом отнюдь не лёгким. Причин тому несколько Во-первых, это привычные для всех переводчиков затруднения К ним относится, например, передача идиом и фразеологизмов, при которой, как правило, неизбежно теряется красочность оригинала (или же он приобретает несколько иную окраску). Так, за мечательный испанский фразеологизм «al toque del Avemaria» (§ 74) поневоле приходится передавать маловыразительным русским «в сумерки», хотя буквально он означает «когда грянет "Аве, Мария"», т. е. вечернее молитвенное песнопение. Но зато, напротив, испанское «entre dos luces» (§ 59) звучит Так же двусмысленно, как и русское «на заре», и потому требует уточнения: «а la manana», i е. «утром»; и вот, когда несколько громоздкое выражение «entrr dos luces, a la manana» передаётся попросту «на рассвете» — перевод, кажется, выигрывает у оригинала в краткости и точности (вариант «на утренней заре» придал бы некую затёртую «поэтичность», которой совсем нет в испанском тексте; она есть в другом слове: aurora).

Другая трудность, более значительная — это общая, так сказать, стратегия перевода, его принципы. Первым намерением было — создать некий лингвостилистический аналог оригинала. Так, как в Испании писали в XVI в., в России стали писать не раньше XVIII в. Отсюда возник первоначальный замысел: переводить в манере Ломоносова, Радищева и т. д. Однако от этого замысла пришлось очень скоро отказаться, поскольку стало ясно, что чрезмерная архаизация прямо противоречит стилю и языку оригинала.

Особо следует сказать об итальянской части «Автобиографии». Как известно, итальянский язык — это вынужденная мера, к которой прибег о. Надаль, не сумевший найти в Генуе такого писца или секретаря, который знал бы по-испански. Из этого следует простой вывод: исконным, естественным языком автобиографического рассказа был испанский, просвечивающий даже сквозь её итальянскую часть.

В издании Клндидо де Дaлмáceca итальянская часть «Автобиографии» снабжена параллельным переводом на современный испанский. Это обстоятельство, а также изложенные выше соображения о чужеродности итальянского языка в рассказе св. Игнатия, поначалу натолкнули меня на озорную мысль: если испанскому языку, как основному, соответствует русский, то что должно соответствовать итальянскому? Может быть, украинский? Тогда текст мог бы выглядеть примерно так [301]:

До'тхав до Провшци, bíh зали- шив царевий шлях та зв1рнув на бшьш самотний прний спжок. Мало по нему npoïxaB, bíh зус- тринув двох озброеных козаюв, яки йшли йому на зустрич (а цей спжок мае пагану злодшську славу). Щ козаки, мало його минував, повернулися, дуже cniniHO його стигаючи, чому bíh трохи злякався. Але ж bíh почав з ними бесщувати i зараз зрозумив, що вони були холопи його брата, я кий казав ïm його знайти.

Добравшись до Провинции, он оставил столбовую дорогу и свернул на горную тропку, которая была более уединённой. Немного по ней проехав, он встретил двух вооружённых молодцов, шедших ему навстречу (а тропинка эта пользуется дурной славой из-за грабителей). Эти молодцы, немного миновав его, снова возвратились, весьма поспешно его преследуя, так что он слегка испугался. Но всё же он заговорил с ними и понял, что это слуги его брата, который поручил им его найти.

И так далее, и тому подобное. К счастью, удалось вовремя образумиться и отказаться от этой, в общем-то, нелепой и, главное, иикчёмной затеи.

Подытоживая всё вышесказанное, можно сделать вывод, с которого обычно принято начинать. Всякий переводчик осознании или неосознанно на что-то ориентируется, исходит из каких-то предпочтений и «установок», даже если сам он считает, что перс водит, как Бог на душу положит. Приступая к работе, я едва ли отдавал себе отчёт в том, чего именно я хочу от будущего перевода и как именно буду переводить. Но теперь, оглядываясь назад, могу сказать: я переводил «Автобиографию» св. Игнатия Лойолы как литературное произведение, каковым она, несомненно, и является. Что при этом получилось — судить читателю.

1491

Родился в Лойоле — вероятно, до 23 октября. При крещении получил имя Энеко-Лопес де Рекальде-и-Лойола. Баскскому имени «Энеко» (Eneko) соответствует испанское «Иньиго» (Inigo). Этим последним именем будущий святой сам называл себя вплоть до 1542 г., когда в его письмах стало преобладать имя «Игнатий». ()чевидно, в последний раз Игнатий назвал себя «Иньиго» в письме от 1547 г.

1505

23 октября. — Аспейтия. Выступает свидетелем при продаже коня (MI, FD, док. № 32).

1506(?)

Отправляется в Арёвало как паж Хуана-Веласкеса де Куэльяра, старшего казначея короля Фердинанда Католика. По-видимому, из Арёвало ему часто приходилось совершать поездки по близлежащим окрестностям. Должно быть, он посетил прежде всего Вальядолид, Дуэньяс, Торкемаду, Тордесильяс, Медину-дель-Камио, Мадригал-де-лас-Альтас-Торрес, Сеговию, Авилу и т. д (см. AHSI 26(1957), pp. 230–251).

1515

20 февраля. — В Аспейтии совершает некий проступок, расценённый как тяжкий на процессе, возбуждённом против него Эрнандесом де ла Гама, коррехидором Гипускоа (см. FD, док. № 48).