Хусто Гонсалес - История христианства Том II. От эпохи Реформации до нашего времени.

Другой важный вопрос, поставленный лютеранскими схоластами в связи с богодухновенностью Писания, касался степени личностного влияния его авторов на то, что они писали. Наиболее распространенный ответ заключался в том, что библейские авторы были не более чем секретарями или переписчиками Святого Духа. Они слово в слово записывали то, что им диктовал Дух. Но Дух знал индивидуальные особенности каждого автора и принимал их в расчет. Вот почему послания Павла, например, отличаются от посланий Иоанна. Все это было признано подчеркнуть, что авторы Писания вдохновлялись словами Духа, который они воспроизводили буквально, а также сделать упор на богодухновенности этого текста, передававшегося через века. В этой связи показательно, что тогда как католические богословы настаивали на богодухновенности Вульгаты, латинского перевода Библии, некоторые лютеранские богословы отвергали ее богодухновенность, но в то же время утверждали, что средневековых иудейских ученых, добавивших гласные буквы в древнееврейский текст Писания, вдохновлял Святой Дух (в Ветхом Завете на древнееврейском языке гласных не было).

Растущая непреклонность лютеранской схоластики проявилась в полемике, развернувшейся вокруг предложений Георга Каликста. Он был убежденным лютеранином, полагавшим, что лютеранское учение служит наилучшим истолкованием Писания, но что это не дает оснований объявлять всех остальных еретиками или лжехристианами. В спорах того времени и, в частности, в яростных нападках одних христиан на других он видел отход от самого духа христианства. Поэтому он стремился к сближению с верующими других конфессий, но так, чтобы это не потребовало отказа от лютеранских убеждений. Поэтому он, подобно Меланхтону, проводил различие между основополагающим и второстепенным. Все, что содержится в Писании, раскрыто Богом, и во все это надо верить, но не все имеет равное значение. Принципиально и абсолютно необходимо только то, что относится к спасению. Остальное тоже истинно и важно, иначе Бог не раскрыл бы этого. Но это – не главное для христианина. Между ересью и заблуждением существует различие. Ересь – это отрицание чего-то существенно необходимого для спасения. Заблуждение – отрицание какой-либо иной части откровения. То и другое – зло, которого надо избегать. Но только ересь – зло настолько серьезное, что способно удерживать христиан от общения друг с другом.

Как же отличить основополагающее от второстепенного? На основании того, что Каликст называл "согласием первых пяти веков". На протяжении этих пяти веков, говорил Каликст, среди христиан существовало согласие. Некоторые взгляды осуждались как еретические, и нам надо следовать тем же принципам. Но было бы безрассудством утверждать, что христианское богословие этих первых пяти веков было лишено какой-то неотъемлемой составляющей спасения. Тогда нам пришлось бы сделать вывод, что в ранние века жизни церкви спасения не получил ни один человек.

Это не означает, что верить следует только тому, что написано в сочинениях первых пяти веков. Напротив, мы должны верить во все, что говорит Писание. Но неверие в какое-либо учение, содержащееся в Писании, но отсутствующее в христианском богословии первых пяти веков, – это заблуждение, а не ересь. Примером может служить учение об оправдании верой. Нет никаких сомнений, что это учение присутствует в Писании. Но в первые пять веков оно не было частью общепринятых богословских взглядов. Следовательно, несмотря на всю его значимость, согласия с ним не надо требовать от всех, а тех, кто его отвергает, нельзя считать еретиками. Провозгласив это учение, Лютер был совершенно прав, и правы лютеране, настаивающие на его истинности. Но это не означает, что католики – еретики. То же самое можно сказать о разногласиях между лютеранами и кальвинистами в вопросе о присутствии Христа в обряде причащения. Кальвинисты просто заблуждаются, но они не еретики.

С помощью таких аргументов Каликст надеялся добиться лучшего взаимопонимания и согласия между христианами разных конфессий, и именно по этой причине его совершенно справедливо назвали одним из основоположников экуменического движения. Но защитники лютеранской ортодоксии не сдавались. Абрахам Каловий подчеркивал абсолютную необходимость неукоснительного признания всего, что Бог раскрыл в Библии. Всякий, кто отрицает или отвергает хоть какую-то часть библейского учения, пусть даже самую малую или вроде бы совершенно незначительную, тем самым отвергает Самого Бога. Другие богословы не доходили до таких крайностей, но все же указывали, что своей теорией о "согласии первых пяти веков" Каликст, идя вразрез с Лютером, неумеренно вознес предание. Вскоре позиция Каликста получила название "синкретической", что совершенно необоснованно подразумевало смешение взглядов разных конфессий или признание равной значимости всех конфессий. Практическое применение теории Каликста нашли только в Польше, где король Владислав IV пытался с их помощью установить диалог между католиками и протестантами. Но эти усилия ни к чему не привели, и в конце концов о Георге Каликсте просто забыли.

Ортодоксальные богословы всех конфессий все больше замыкались в своих взглядах, подразумевавших, что христианами могут в полной мере считаться только те, кто согласен с ними во всех вероучительных вопросах. Такой догматизм, укреплявший веру многих людей, в то же время порождал все большие сомнения в истинности христианства или, по крайней мере, его богословия и учения.

В XVII веке сторонники реформатского учения определили то, что станет их ортодоксией. Это произошло на двух ассамблеях, решения которых считались наиболее точным выражением кальвинизма: на Дортском синоде и на Вестминстерской ассамблее.

Якоб Арминий был видным голландским учителем и профессором, получившим богословскую подготовку в сугубо кальвинистском духе, в том числе – в Женеве, под руководством преемника Кальвина Теодора Беза. Вернувшись в Нидерланды, он приобрел широкую известность своими проповедями с одной из самых главных кафедр Амстердама. Учитывая его доброе имя и репутацию добросовестного исследователя Библии и богословия, руководство амстердамской церкви попросило его опровергнуть тезисы Дирка Коорнхерта, богослова, отрицавшего некоторые положения кальвинистского учения, в частности тезис о предопределении. Для опровержения взглядов Коорнхерта Арминий изучил его сочинения, сравнил их с Писанием, с ранним христианским богословием и с учениями наиболее известных реформаторов. В конечном счете после напряженной внутренней борьбы он пришел к выводу, что Коорнхерт прав. В 1603 году Арминий стал профессором Лейденского университета, и его взгляды сделались предметом всеобщего обсуждения. Один из его оппонентов Франциск Гомар твердо верил в предопределение в самом строгом смысле, и вскоре между ними возник конфликт. Именно тогда Якоб Арминий, считавший себя истинным последователем Кальвина, связал свое имя с арминианством – учением, которое многие рассматривали как полную противоположность кальвинизму.