Георгий Михайлов - Нравственный образ истории

По документам той эпохи известный историк С.М.Соловьёв пришёл к выводу, что «если оно [тогдашнее правительство] решилось заключить Юрия [Дмитровского], то имело на то основание». Интрига, очевидно, существовала. Но потом боярская управа сама породила нескончаемую цепь куда более опасных интриг.

Одним из первых угодил в темницу дядя правительницы, Михаил Глинский, возомнивший себя чуть ли не царём; затем побежали в Литву Семён Бельский, ставший предателем, и Иван Ляцкий. За их побег попал под арест невинный брат Семёна, Иван Феодорович Бельский. А там и до Андрея Старицкого очередь дошла. Недовольный тем, что Елена одарила его вещами покойного брата (Государя), а не земельными уделами, князь Андрей с обидой удалился к себе в Старицу, долго ворчал, распускал сплетни, а потом тоже побежал.

Дорогу к Литве ему перекрыли. Он повернул на Новгород и по пути начал писать грамоты помещикам и детям боярским: «Князь великий молод, держат государство бояре, и вам у кого служить? Я же рад вас жаловать». Вот такой дядя был у Иоанна IV. Вокруг Андрея Старицкого собралась немалая армия, но всё же верный Елене Васильевне воевода Овчина-Телепнёв настиг смутьяна. Битвы не произошло. В полках Старицкого нашлось достаточно недовольных его изменой, а Телепнёв, тем паче, дал клятву от себя за великую княгиню, что она не положит опалы, если князь Андрей добровольно вернётся в Москву. За эту «самочинную» клятву смелый воевода получил взыскание от Елены. Старицкий же, по прибытии ко двору, был арестован и заточён вместе с женою и сыном. В темнице он скончался, а вдова его, Евфросинья, и сын, Владимир, получив свободу через несколько лет, впоследствии возглавили обширнейший заговор против Царя Иоанна Грозного.

После же ареста Андрея Старицкого и его сообщников раскол в рядах знати усугубился. Противодействия боярских партий (особенно Шуйских и Бельских) усилились. И, к чести Елены Глинской надо сказать, что она всё-таки сдерживала противников. В меру своих женских сил Елена продолжала дело покойного супруга. Собирание Русских Земель при ней не прекращалось. С 1534 г., лишь окончился срок очередного перемирия, король Сигизмунд I открыл военные действия. Смоленск и все остальные завоевания Русских в предыдущих войнах не давали ему покоя. Вновь из Крыма и Казани начались набеги татар, а с Запада двинулись польско-литовские рати. Три года война шла по всем фронтам, но завершилась, как и прежде - новым перемирием (с 1537 по 1542 гг.). «Вечный мир» опять не заключили, так как Смоленск остался за Москвой.

В результате войны Россия потеряла Гомель, однако на литовских границах выросли новые наши крепости: Себеж, Велиж, Заволочье. Надежды Сигизмунда на успех рухнули, несмотря на помощь басурманов. Казань опять вышла из подчинения Москве, и туда вернулся Сафа-Гирей. Саип же воцарился в самом Бахчисарае. Время было нелёгкое, но новый Грозный Царьна Руси уже подрастал.

Много сил приложила Елена Васильевна к вызволению пленных из татарской неволи. На их выкуп она тратила огромные деньги, собирала пожертвования с вельмож и богатых монастырей. Что сказали бы на это Заволжские «нестяжатели»? Ведь по их «заветам», брату в беде полагалось давать лишь духовное утешение. А вот «осифлянин» Макарий, архиепископ Новгородский (будущий Святой митрополит) имел иное мнение. Он жертвовал на избавление братьев от рабства более других архиереев и говорил, что «душа человеческая дороже золота». И дело было не в различии достатков у обладателей средств, а в том, куда эти средства ими расходовались. Из казны Елены Глинской деньги шли также на восстановление городов, пострадавших от пожаров - Перми, Устюга, Ярославля, Твери, Владимира; на строительство новых крепостей, в том числе - и на стены вокруг Китай-города, окружавшего Московский Кремль. А чтобы избежать распространения поддельных монет, великая княгиня провела денежную реформу. Всё было заново перечеканено, и на новых монетах Государь уже изображался не с мечём в руке, а с копьём. Отсюда пошло и название денежки - копейка .

«Так, - заключает А.Д.Нечволодов, - правила Государством за малолетством Иоанна великая княгиня Елена Васильевна до 3-го апреля 1538 года; в этот же день, в два часа дня, будучи в полном цвете лет, она неожиданно скончалась». Герберштейн писал, что её отравили. И тому можно верить, соглашается генерал-историк: «Мы видели, с какой злобой вспыхнула эта боярская крамола, как только скончался Василий Иоаннович, и как твёрдо и беспощадно, поддерживаемая князем Иваном Овчиной-Телепнёвым, подавляла её правительница: зная злобу против себя, она, вероятно, постоянно ожидала смерти от лихого зелья и не ошиблась в этом».

Думское боярство в борьбе за власть с той поры стало следовать западным образцам. Шуйские начали уничтожать соперников своих отравою и бунтами, провоцировать пожары и погромы. Позднее Борис Годунов довёл это «искусство» до столь высокой степени, что уже непосредственно прибегал к помощи иезуитов. И самодержцам из рода Рюриковичей в отношениях с оппозицией всё чаще приходилось решать вопрос - кто кого?

Узнав о смерти матери, семилетний Иоанн IV со слезами бросился в объятия её любимца, князя Телепнёва, и припал к его сестре Аграфене Челядининой (она служила «мамкою» Государя). А через неделю мальчик лишился их обоих. Без суда и следствия воевода Иван Телепнёв был ввержен в темницу и там заморен голодом. Аграфену же, несмотря на рыдания её питомца, оковали цепями и сослали в Каргополь, где затем постригли.

Власть в Государстве захватил Василий Шуйский. Вероятнее всего, причастный к отравлению Елены, князь Василий Васильевич начал расправляться с её приверженцами, и тут же заодно решил породниться с малолетним Иоанном IV. Шестидесятилетний князь Василий вступил в брак с двоюродной сестрой державного, юной Анастасией. Потом выпустил из темницы своего сродника, смутьяна Андрея Шуйского, которого тотчас отправил наместником во Псков. И тогда же освободился невинно пострадавший Иван Бельский. Впрочем, за противление самовластию Шуйских князь Бельский очень скоро попал обратно в заточение, а его советнику, дьяку Феодору Мишурину (некогда любимцу Василия III), отрубили голову.

Сам «думский голова» жил после этого недолго и умер скоропостижно, может быть, тоже от отравы. Власть перешла к его брату Ивану Шуйскому, который за симпатии к Бельскому немедленно изгнал с митрополичьей кафедры владыку Даниила. Храня верность наследнику престола, митрополит Даниил не поддерживал Шуйских в их притязаниях на узурпацию власти, в результате чего он отправился «на покой» в родной Волоцкий монастырь. Там, в уединённой келье, Даниил вновь сделался смиренным иноком и подвижником, каким его знали ещё при Святом Иосифе.