Галина Калинина - Что играет мной? Страсти и борьба с ними в современном мире

Мы всегда вынуждены экономить. Сначала на электричестве, потом на электричестве и по­купке машины, затем на электричестве и покуп­ке самолета и так далее. Мы все время говорим себе: «Вот накоплю столько-то, куплю себе квар­тиру и остановлюсь». Ужас заключается в том, что остановиться оказывается уже невозмож­ным: зарабатывая на квартиру, ты так устаешь, что после покупки оной занимаешь в долг у друзей приличную сумму, так как чувствуешь насущную потребность поехать отдохнуть в Ев­ропу. Вернувшись из Европы, отрабатываешь долг и т. д. О нехватке денег порой приходится слышать от людей с различным финансовым положением: и от тех, у кого он двести долларов, и от тех, чей месячный доход составляет двести тысяч долларов. Думаю, картина мало чем отличается у людей, получающих ежемесячно двадцать миллионов долларов. Мы вообще очень любим прибедняться и делать вид, что наше финансовое состояние значительно хуже, чем оно есть на самом деле. Порой это звучит более чем комично: «Нищета заела, буквально голода­ем, видела в супермаркете тигровых креветок — купить не на что».

Одно из излюбленных оправданий сребро­любцев, стремящихся к наживе, — это забота о детях. Впрочем, в своей страстной заботе о детях и об их будущем родители часто не замечают, как дети их становятся бандитами и наркоманами (кстати, в последнем случае накопленный капи­тал приносит немало пользы в процессе лечения этих самых детей, процессе, который затягива­ется порой на всю жизнь); Конечно, стремление к наживе далеко не всегда воплощается в реаль­ные действия. Многие по тем или иным причи­нам остаются нищими. Это, впрочем, не означа­ет, что такие люди не одержимы сребролюбием. Нередко сребролюбие и страсть к наживе терза­ют их значительно больше, чем людей обеспе­ченных, так как к мечтам о богатстве подмеши­вается зависть. Часто люди, выросшие в бедных семьях, очень много думают о деньгах, даже если дальнейшая жизнь складывается благополучно с финансовой точки зрения. Это не абсолютное правило, но тем не менее мы находим ему мно­жество подтверждений.

«Любостяжание есть предтеча антихриста», — предрек св. Нил Мироточивый. Как это понять? «Чаще всего, когда говоришь о будущем, разда­ется один вопрос: «Что, Бог так немилосерден, что способен погубить все народы?» Губит лю­дей не Господь, а дьявольская неумеренность во всем».

б) Нежелание отдавать нажитое —

проще говоря, скупость или жадность. Тому, что быть жадным плохо, нас учат еще в детстве. «Надо быть щедрым мальчиком и всегда делить­ся с другими», — говорят нам родители и не­однократно повторяют эту фразу. После долгой борьбы с собой мы наконец усваиваем эту ро­дительскую заповедь и однажды, вернувшись с гулянья, радостно сообщаем маме, что, следуя ее заветам, подарили свой велосипед какому-то несчастному незнакомому мальчику, которому родители велосипед не купили. Мама по совер­шенно непонятным для нас причинам приходит в ярость.

С возрастом мы понимаем, что жадным быть нельзя, но бережливым — нужно. Если сформу­лировать эту фразу на более понятном языке, то звучать она будет примерно так: «Другим нужно отдавать очень маленькую часть того, что име­ешь сам, и желательно при этом жертвовать именно той частью, которая самому не особенно нужна». Помните, как у Толкиена во «Властели­не колец»? «Подарки — это такие вещи, кото­рые самому не нужны, а выбросить жалко».

Подобная «бережливость» в православном понимании та же жадность. Вспомним святых, которые раздавали все свое имущество бедным и делились со странником последним ломтем хлеба. Один святой даже продал себя в рабство, чтобы накормить голодного. Конечно, подоб­ное поведение приравнивается уже к подвигу. Не обязательно раздавать все. Да ведь и полови­ну отдать уже почти выше человеческих сил. Представьте; что ежемесячно половину своей зарплаты вы будете отдавать пусть даже не ни­щим на улице, а близким друзьям, находящимся в затруднительном положении. От одной мысли об этом современного человека бросает в дрожь. Теперь это тоже подвиг. Одной из разновидностей жадности является любовь к бесплатному или, попросту к «халяве». В магазине проводится дегустация. Хочется тебе есть, не хочется — ты обязательно попробуешь: бесплатно же! В эти моменты мы слышим голос не чревоугодия, а именно сребролюбия.

Молодая состоятельная американка: «Зав­тра мы идем на шоколадную фабрику. Ужасно не хочется. Но обещают бесплатный шоколад, а я так люблю, когда что-то дают бесплатно».

в) Стремление нажить богатство сно­ва, после того как уже отдал нажитое.

Страсть эта в наше время абсолютно вышла из моды. Так как нажитого мы никому не отдаем, то и говорить об этой разновидности сребролюбия не имеет смысла.

Накопительство стало теперь наукой. Специ­альные факультеты вузов обучают тому, как де­лать деньги. Накопительство стало искусством: люди пишут книги о том, как ловко удалось им из ничего сколотить себе состояние. Накопительство стало философией. Любая человеческая потреб­ность, любая мелкая извращенная страстишка одних становится бизнесом для других. Момен­тами возникает ощущение, что весь мир медлен­но превращается в этакое коммерческое пред­приятие: место, где можно заработать деньги.

А начинается все тихо и неприметно.

Маленькой Вареньке подарили надень рож­дения копилку. Керамическая хрюшка понем­ногу стала наполняться. Сначала мелочью от сдачи, которую мама отдавала «играть» до­чурке, затем и папиными «бумажками» более серьезного достоинства. Наконец однажды на­ступил момент, когда в доме случилась пробле­ма с деньгами. Мама попросила у Вареньки копилку. «Зачем тебе?» — недовольно буркну­ла девочка. «Затем, чтобы я вынула заглушку и содержимое. Надо купить в магазине продук­ты». Варя не поняла: «Но ведь это же моя ко­пилка и мои денежки. Хочешь, мама, я дам тебе их в долг?».

В детстве, на определенном этапе становле­ния личности, ребенок начинает осознавать по­нятия «мое/чужое». Конечно, представление о собственности приходит от родителей, из их раз­говоров, из их бытовой жизни. Этот период жиз­ни ребенка сопрягается, как правило, с жаднос­тью, отчетливым нежеланием отдавать то, что принадлежит ему, и, напротив, за наибольшим количеством вещей утвердить название «мое».

Маленький мальчик приходит к маме и показывает ей катушку ниток, найденную под кроватью.

— Мама, это твое? — спрашивает он.

— Да, мое, — говорит мама.

— А подари катушку мне, — говорит маль­чик.

Ситуация эта выглядит по сути довольно абсурдной, поскольку мальчик не спрашивает разрешения поиграть катушкой или использо­вать нитки. Нет, он просит, чтобы мама признала вещь, пусть даже самую пустячную вещь, его собственностью. Вот на этом самом этапе и начинает свирепствовать страсть сребролюбия.